А смерть подождет   ::   Барабашов Валерий Михайлович

Потом, без гитары, дирижируя рукой, Лёша спел знакомое Олегу:

—  Я не помню, сколько за камнем лежал

Он стрелял и стрелял. Я — патроны считал.

Я устал, но ведь он — не железный, шакал.

Он ведь тоже устал!

А в России у нас — леса, поля, луга.

А в России сейчас снега, снега, снега…

 Потом они втроём негромко, дружно пели песни своих бабушек и дедушек — и о синем платочке, и «Хотят ли русские войны», и «Нас оставалось только трое…», и современную, Газманова: «Офицеры, ваше сердце под прицелом!»

Это всё о них, о них!

О тех, кто не вернулся из Чечни, и о них самих, сидящих сейчас за празднично накрытым столом. Ибо жизнь — это и есть Праздник! И пусть он длится как можно больше!

И плакали потихоньку все трое, немного стыдясь своих слёз, и каждый думал о своём, конкретном, но вместе их дума была всё о том же, о главном — о мире на Земле и счастье всех людей.

Пегас, лёжа на полу, положив ушастую голову на лапы, внимательно слушал пение и весь его вид говорил о том, что он согласен со своими хозяевами и их гостем, что разделяет их торжественно-лирическое настроение…

Олег потом, когда Женя унесла на кухню посуду, демонстрировал Лёше успехи Пегаса: тот чисто и грамотно выполнял команды, старался не ударить в грязь лицом, то бишь, умной своей глазастой мордочкой. Очень старался!

— Быть ему чемпионом! — решил Лёша, целуя пса в чёрную пуговицу носа.

И Пегас не остался в долгу — лизнул друга хозяина в щёку.



ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Десять лет спустя, майор милиции Олег Михайлович Александров, заместитель начальника Центра служебного собаководства Придонского УВД, свой очередной отпуск проводил в Анапе, в ведомственном доме отдыха «ЮНОСТЬ». Был декабрь, на Чёрном море это «мёртвый сезон», народу в «Юности» набралось на треть её вместительных возможностей, о купании в море и речи не было — холодно. Зато были другие развлечения — свежий воздух, клуб с его киносеансами, и ещё дельфинарий, до которого, правда, надо было ехать на автобусе с полчаса.

Туда Александров и отправился в один из погожих солнечных дней — полюбоваться на дельфинов. Зрелище, конечно, завлекательное: в огороженном кусочке моря резвятся и демонстрируют свои достижения несколько дельфинов с забавными именами — Дина, Зоя, Ириска… Надо думать, все они были женского пола, и вот эти «девицы» удивляли зрителей на трибунах: прыгали из воды через большие кольца, подвешенные на трапециях, танцевали попарно под бодрую музыку, катали на своих спинах инструкторов.

Зрители, восхищённые сообразительностью животных, их умом и красотой, слаженной работой, от души аплодировали, а желающие — фотографировались с ними на память.

Сфотографировался и Александров: — экзотика, как-никак! Жена глянет, сослуживцы. Да и самому когда-нибудь вспомнить интересно. То ли попадёшь ещё сюда, к Ириске!?

Ещё там, в дельфинарии, Александров заметил на себе внимательный, настойчивый взгляд молодого человека, явно чеченца. Парень показался знакомым. Где-то Александров его видел!

У парня безжизненно висел правый рукав светлой куртки. Руки не было под самый корень.

«Где он его видел? Когда?»

Чеченец, впрочем, сам подошел к Александрову — уже там, в Анапе, на набережной, на другой день. Гуляли оба, дышали свежим, целительным воздухом.

— Можно вас?

— Да, конечно.

— Вы меня не помните? — Парень пытливо заглядывал Александрову в глаза.

— Да вот, пытаюсь вспомнить. Мы с вами где-то встречались.

— В Гудермесе в девяносто пятом году. Я Имран Бероев.

— А-а… Понятно. Теперь я вспомнил. Но тогда вы были совсем юным.

— Да. Мне тогда и шестнадцати не было. А можно спросить, как вас зовут? Я помню, тогда вы с собакой были… чёрная такая.

— Да. Линдой её звали. Её уже нет. А зовут меня Олег Михайлович. Я майор милиции.

Парень покачал головой, думал о чем-то.