Абдерские кони   ::   Лугонес Леопольдо

Это была жена военачальника, его хозяина, и она, разумеется, всем рассказывала о любви жеребца к ней. Считалось, что влюбленность коня должна льстить его владельцу, и это вполне естественно для столицы коневодства.

Отмечались также случаи убийства жеребят, что вызвало немалую тревогу; жеребят стали отдавать на попечение старым мулицам; заметили и интерес лошадей к рыбе и конопле, на посевы которой они все чаще совершали набеги; нередки стали случаи неповиновения, и, чтобы сломить упрямство животных, кнута уже было недостаточно, приходилось пользоваться каленым железом. Последнее средство применялось все чаще и чаще, но, несмотря на это, мятежный дух лошадей возрастал.

Бистоны, все более восхищаясь своими лошадьми, не обращали внимания на странности их поведе-ния. А случаи своеволия лошадей не прекращались. Так, несколько жеребцов однажды вступились за непослушную кобылицу, которую избивал погонщик. Лошади все чаще не давали надеть на себя сбрую либо ярмо, так что некоторые хозяева стали предпочитать для работы ослов. Бывало, та или иная лошадь не желала входить в загон; но обычно это случалось с лошадьми богатых людей, и такое непослушание ласково называли капризом.

Однажды лошади не явились на зов трубы, и пришлось сгонять их кнутами; впрочем, в последующие дни подобное не повторилось.

Мятеж начался в тот день, когда после отлива берег оказался сплошь усыпан мертвой рыбой. Лошади досыта наелись и на луг шли медленно, с угрюмым видом.

А в полночь началось нечто невообразимое.

Город был разбужен глухим нарастающим шумом. Оказалось, лошади бросились на штурм города, однако в ночной темноте жители поняли это далеко не сразу.

Так как пастбища находились в пределах города, ничто не могло сдержать натиск лошадей; к тому же они прекрасно знали внутреннее устройство домов своих хозяев. Эти два обстоятельства и привели к катастрофе.

Ту ночь жители города запомнили на всю жизнь, все ее ужасы стали явными с наступлением дня, когда глазам горожан предстала страшная картина.

Разбитые ударами копыт двери валялись на земле, рассвирепевшие животные врывались в дома целыми табунами. Пролилась кровь, немало жителей пострадало от копыт и зубов одичавшего стада; среди лошадей также были потери, ибо люди взялись за оружие.

Дрожали стены, город окутала поднятая копытами пыль; невообразимый шум, в котором можно было различить крики ярости и боли, многоголосое ржание, удары копыт, разбивающих двери, — все это усиливало ужас, вызываемый картиной разрушения. От топота мятежных табунов земля дрожала, как при землетрясении, зачастую они мчались бешеным галопом то туда, то сюда, без какой-либо определенной цели; опустошив все посевы конопли и даже несколько винных погребов, одурманенные животные, развращенные участием в человеческих пиршествах, крушили все и вся. Спастись морем было невозможно. Кони, знавшие, для чего предназначены корабли, перекрыли людям доступ к причалам.

Лишь крепость оставалась еще невредимой, и укрывшиеся в ней жители стали ее защитниками. Они метали дротики в каждую лошадь, приближавшуюся к стенам, а если какая-либо из них падала мертвой, затаскивали тушу внутрь крепости, дабы запастись пищей.

Среди осажденных ходили самые невероятные слухи. Якобы поначалу у взбунтовавшихся лошадей была только одна цель — грабеж. Вышибив двери, лошади врывались в комнаты; их интересовали роскошные ковры, которые они пытались накинуть себе на спину, а также драгоценности и другие блестящие предметы. Сопротивление хозяев грабежу и вызвало их ярость.