Абсент   ::   Бейкер Фил

Сентсбери так хорошо разбирался в винах и других напитках, что в гедонистические 20-е годы в его честь назвали общество, которое существует по сей день («Saintsbury Society»). Перед смертью он особенно настаивал, чтобы никто и никогда не писал его биографии. Что он скрывал? Этого мы не знаем. Но в отрывке из главы о ликерах его известной «Книги погреба» он пишет об абсенте:

…Прежде, чем завершить эту короткую главу, я хотел бы сказать несколько слов о самом злом, как думают многие, напитке этого племени — «зеленой музе», воде Звезды Полынь, из-за которой погибли многие. Это Absinthia taetra, заслуживающая, по всеобщему мнению, много худшего эпитета, чем тот, который употребил величайший из римских поэтов [7] . Я полагаю (хотя со мной это не случалось), что абсент причинил много вреда. Его главный элемент слишком силен, если не слишком ядовит, чтобы позволить ему неразборчиво и мощно воздействовать на человеческое тело. Я думаю, он всегда был слишком крепким, и никто, кроме сумасшедших, которыми, как считается, он нас и делает, и тех, кому сумасшествие предначертано, не станет пить его в чистом виде «…»

Человек, пьющий неразбавленный абсент, заслужил свою судьбу, какой бы она ни была. Вкус сгущен до омерзения, спирт жжет, «как факельная процессия», — словом, только сверхъестественно сильная или обреченная роком голова не будет после этого болеть.

И еще по одной причине лучше пить абсент разбавленным: иначе вы потеряете почти наркотическую прелесть особого ритуала — «все церемонии и весь этикет правильного питья, пленительные для человека со вкусом». Позднее мы подробнее расскажем о различных способах приготовления абсента, однако метод Сентсбери описан с особой любовью.

Поставьте рюмку с ликером в стакан с самым плоским дном, какой только сможете найти, и осторожно наливайте в абсент воду (или прикажите, чтобы наливали) так, чтобы смесь переливалась через край в стакан. Темный изумрудный цвет чистого ликера, нежно клубясь, сначала превращается в то, что было бы цветом звездного смарагда [8] , если бы Всемогущий пожелал завершить квартет звездных камней…

Здесь мы должны ненадолго прервать странного старика. Он собирается сказать, что смотреть, как чистый абсент становится мутным, очень приятно, но, прежде чем добраться до этого, делает отступление о своей любви к драгоценностям и редкости «звездных драгоценностей».

Звездных камней, говорит он в своей сладострастной сноске,

…пока лишь три — сапфир (встречается он довольно часто), рубин (пореже) и топаз, которого я никогда не видел, а старый синьор Джулиано, одаривший меня по своей доброте множеством хороших бесед в обмен на очень скромные покупки, видел, по его словам, только раза два. Но обычный изумруд в форме кабошона очень точно являет одну из стадий разбавления абсента.

Ну, что ж. Ему нравится, как абсент превращается сначала в изумруд, потом в опал, который, по ходу дела, исчезает; и когда в рюмке нет ничего, кроме чистой воды, а напиток готов, и запах его, и вкус даруют нам поразительное сочетание — они и освежают, и услаждают. Что говорить, это очень приятно. Как к многим приятным вещам, тут нетрудно пристраститься. Сам я никогда не пил больше рюмки в день.

Это занятное свидетельство отмечает несколько особых свойств, с каждым из которых мы еще встретимся, — крепость абсента, его дурную славу, его связь с ритуалом и нерасторжимый союз с эстетизмом.

Корелли — против абсента, Кроули — за него, Сентсбери изящно, даже изысканно уравновешен. Но для каждого из них, живших в золотую пору этого напитка, он уже был каким-то мифическим веществом.

Рассуждая о самой идее «совершенного напитка», Ролан Барт полагает, что он должен быть «богат разнообразнейшими метонимиями», то есть символическими заменами вроде «часть вместо целого» или «вершина айсберга», по которым узнаешь, почему мы чего-то хотим.