Альфа и омега   ::   Кригер Борис

Или мне послышалось? – голос Миры рассыпался в целую лавину едва сдерживаемых хихиканий. – Вот тебе на... Начал о Юме, а кончил...

– Я еще не кончил...

– Не привязывайся к словам. Пошляк, – Мира взмахнула рукой и случайно шлепнула Николая по потаенному месту, и тот мгновенно почувствовал нестерпимый прилив незатейливого, как дневной свет, и от этого еще более плотского по своей сути желания. Он еле сумел скрыть внешние проявления своих чувств, сделав шаг назад и стараясь отвлечь ее внимание от внезапной припухлости.

– Извольте поверить, мадмуазель, меня ничего так не бодрит, как разговор о философии с хорошенькой барышней!

– Я вижу... – шепнула Мира и хитренько отвела глаза. Она явно не ожидала такой живой реакции на свою выходку.

– Итак, отчего все философы – мужчины? – Николай был растерян, но пытался это скрыть. – Я думаю, это пережитки прошлого. Теперь ты сама являешься живым примером... ну, феминизма, что ли. Вместо того чтобы торчать дома с кастрюлями...

– Ну, кто торчит, это еще посмотреть нужно... – неожиданно рассмеялась Мира и снова посмотрела на его ширинку. Там все успокоилось, и она наигранно-недовольно фыркнула: – Прошла любовь, завяли помидоры...

Николай вконец смутился и решил пойти на абордаж.

– Ты ведь совершенно сознательно меня соблазняешь!

Мира надула губки и отвернулась.

– С чего ты взял?.. Это совсем, совсем не так. Впрочем, если ты склонен заняться тантрическим сексом...

– Каким-каким сексом?

– Тантрическим! Это когда он на одном конце города, а она на другом. Он смотрит телевизор, а она стирает белье... Но кончать нельзя... Это очень эротично. Хочешь попробовать?..

Наконец, откушав котлет, юные философы покинули столовую. Трапеза вызвала у них значительно меньше переживаний, чем предшествующий разговор.



β

Вечером Николай отправился к Михею. Приятель его был весельчак и болтун, но с ним, пожалуй, единственным можно было поговорить серьезно; правда, и он не был лишен вопиющих недостатков. Михей был вольным художником, бросил школу в классе девятом, и уже несколько лет зарабатывал новоделом, писал иконы под старину... Он был гений. По своей начитанности Михей превосходил любого, а его творческий потенциал лишь только начинал показывать молочные зубки... Все шептались: «То ли еще будет!»

Николаю не терпелось выложить Михею историю своей внезапной любви. В этом был и шкурный интерес. Нужно было хотя бы приблизительно подыскать хату, на всякий случай... Гнездышко, так сказать... И квартира Михея была наиболее подходящим вариантом. Николай знал, что за бутылку водки тот согласится предоставить свои заваленные холстами апартаменты... Михей большую часть времени жил один, ибо его мать, разведенка, частенько отлучалась в командировки, и они давно поделили жилплощадь на два отдельных военных лагеря, запирая каждый свою половину на ключ. У них были даже раздельные холодильники!

Николай начал издалека, но вместо того, чтобы выслушать и посочувствовать, Михей, закурив папироску, сел на любимого конька. Он считал себя истовым сократовцем и любил пофилософствовать с философами, полагая, что весьма изящно давит этих демагогов их же собственными аргументами. Выслушав рассказ о чувствах Николая, он глубокомысленно вопросил:

– Как можно отличить то, что мы в действительности чувствуем, от того, что нам только кажется, что мы чувствуем?

– А если попонятнее? – рассеянно уточнил Николай, уже жалея, что поделился с Михеем своими думами. Из этого пустозвона ничего толкового не выколотишь. Так, сплошной треп.

– Ну, например, тебе кажется, что ты влюблен, а по-настоящему тебе просто хочется трахаться, и от этого ты думаешь, что влюблен, а на самом деле нет... Знаю, знаю... Ты сейчас потребуешь от меня определений...