Алька   ::   Абрамов Федор Александрович

К евонному начальству в городе прикатила-слова сказать не могу: вот какая деревенская дуреха была! А потом как начальиик-то сказал мне, хороший такой дядечка, полковник с усами, что у Климашина и так двойные алименты, я дай бог силы.

И руками, и ногами отпихиваться стала. Сообразила! До восемнадцать лет ползарплаты платить будет, а мне вприглядку глядеть?

Вдруг голосистая бабья песня ворвалась в избу, от грохота грузовика задрожали стекла в рамах.

Алька кинулась к раскрытому окошку, но машина уже проскочила-только пыль клубилась на дороге.

- Свадьба, что ли, какая? - спросила она у старух.

- Не, то скотницы, - ответила Анисья. - С утрешней дойки едут. С поскотины. Все вот ноне так. Завсегда с песнями.

- А чего им не с песнями-то? - фыркнула Маня. - Деньжища загребаютой-ой!

- А Лидка Вахромеева, подружка моя, по-прежнему в доярках?

- В доярках. Только теперь она не Вахромееза, а Ермолина.

- Кто-Лидка не Вахромеева? Дак чего же вы молчали?

- Да я писала тебе, - сказала Анисья. - Еще зимусь вышла. За Митрия Васильевича Ермолина.

- Чего-чего? За Мнтю-первобытпого? - Ллька расхохоталась на всю пзбу. Ну и хохма! Да мы, бывало, с ней первыми потешались над этим Митей!

- А теперь не потешается. Теперь-муж. Хорошо живут. Хорошая пара. А уж Митрий-то-золото!

- Да какое золото! -хмыкнула Маня.

- Нет, нет, не хинь, Архиповна, Митрия! - горячо вступилась за Митю Анисья. - Человек весь колхоз отстроил-шутка сказать! А сами-то они коль дружныноне-ка такого и не увидишь. Я тут на днях встретилак реке идут с бельем, Митя сам корзину несет. Ну-ко, кто из нонешних мужиков женке своей пособит? И вина не пьет...

- А все равно недотепа, мозги набекрень, - твердила свое Маня, и из этого Алька заключила, что старуха не сумела пробить лаз к Мите и Лидке-это уж наверняка, раз она с таким усердием поливает их грязью.

* * *

Алька уже выбегала сегодня на улицу и, как говорится, успела и ноги в утрешней росе прополоскать, и солнышка утрешнего ухватить; а вот как она истосковалась по своей деревне-козой запрыгала от радости, когда спустилась с крыльца.

Ей всюду хотелось побывать сразу: и па горках, за дорогой, у черемухового куста, возле которого она, бывало, с отцом поджидала возвращавшуюся с пекарни усталую мать; и на лугу, под горой, где все утро заливается сенокосилка; и у реки...

Но верх над всем взяла деревня.

Деревни, по сути дела, она еще и не видела. Приехала ночью, в закрытом райкомовском "газике" (чтобы пыли меньше было) - много ли наглядишь? А утром - глаза не успела продрать-Маня-большая. Никто не звал, не извещал-сама приперлась. Просто нюхом своим собачьим учуяла, где задарма выпить можно.

Первый человек, которого встретила Алька на улице, была Лграфена Длинные Зубы. Соседка. Через дом от тетки живет. В детстве, случалось, и вицей ее дралазлая, ухватистая старуха. А тут-просто потеха! - непризнала. Потыкала, пожевала ее своими оловянными глазищами, а голосу так и не подала. Штаны сбили с толку?

Штаны у нее-шик. Красные, шелковые-прямо огонь на ногах переливается. Да и все остальное, кстати сказать, - первый сорт. Белая кофточка с глубоким вырезом на груди, туфли модные на широком каблуке, сумочка черная, ремешок через плечо-чем не артистка?

Завидев дом Петра Ивановича-как белопалубнык пароход выплыл на повороте дороги, - Алька подтянулась.

Хоть и никогда она не заискивала и не лебезила перед этой старой лисой, а все-таки и она в Летовке родилась:

знала, кто Петр Иванович.

Но, господи, разве обойдешь, объедешь в страдную пору ихнюю Лампу? Вынырнула из полевых ворот с большущим кузовом травы-в небо упирается, как сказала бы мать.