Анелька   ::   Прус Болеслав

Пани Матильда принимала лекарства, оберегала себя от простуды, вспоминала о былом блеске и скучала, — вот, чем была заполнена ее жизнь. Она мирилась с таким существованием скорее из апатии, чем из самоотречения.

Положения, в каком очутилась ее семья, она не понимала, о возможной утрате имения не догадывалась. А когда дело дошло до того, что муж начал закладывать ее драгоценности, она только плакала да упрекала его. Однако это не мешало ей удивляться, почему у нее нет такого штата слуг, как прежде, а также высказывать свои желания, как в былые, лучшие времена: «Купи мне это», «привези то», «пригласи такого-то». Когда же муж этого не делал, она не возмущалась и недобрые предчувствия ее не тревожили.

«Ясь не хочет для меня этого сделать», — думала она, даже не предполагая, что Ясь не мог исполнить ее желания, потому что был близок к разорению.

Под непосредственным влиянием матери рос Юзек. До четырех лет его пичкали саго, манной кашей и сахаром, не позволяли часто выходить на улицу, чтобы он не вспотел и не простудился, запрещали бегать, опасаясь, как бы он не расшибся.

Благодаря такой системе воспитания ребенок рос хилым, а так как мать его в то время как раз начала лечиться, то заодно лечили и его. За три года мальчик научился кое-как болтать по-французски, на седьмом году жизни знал уже вкус множества лекарств, считался — да и сам себя считал больным. От природы и не особенно хрупкий, и не такой уж тупой, ребенок превратился в существо скучное, трусливое, вялое и казался идиотом.

Он либо молчал, либо, как престарелый ипохондрик, толковал о своих недугах. На посторонних Юзек производил странное впечатление, но домашние к нему привыкли.

Его старшей сестре, Анельке, было тринадцать лет. Она появилась на свет в ту пору, когда ее мама еще выезжала. Поэтому девочку отдали на попечение нянек и бонн. Но ни одна из них не служила в усадьбе больше года. По какой причине? Это было известно одному лишь хозяину дома.

Бонны и сменившие их гувернантки мало занимались воспитанием Анельки, и она была предоставлена самой себе.

Девочка бегала по большому саду, лазала на деревья, играла с собаками, а иногда с детьми батраков, хотя ей это было строжайше запрещено. Порой забиралась она в конюшню и ездила верхом, как мальчишка, повергая в отчаяние своих наставниц, особ в высшей степени добродетельных и, очевидно, поэтому пользовавшихся благосклонностью хозяина дома.

Зато обучение девочки наукам и так называемым «хорошим манерам» находилось в полном пренебрежении. В этих вещах она была вовсе не сведуща, ибо им ее никто не учил.

Благодаря всем этим обстоятельствам Анелька росла девочкой не совсем обыкновенной, но симпатичной. От родителей она унаследовала красоту и впечатлительность и, как большинство детей ее возраста, была живая, как ртуть. Росла она на воле и потому любила и понимала природу.

Она часто удивляла окружающих своим поведением. На всякое сильное впечатление она отзывалась совсем по-детски: смеялась, плакала, прыгала или пела. Все прекрасное или даже только красивое приводило ее в восторг; чтобы помочь чужому горю, она способна была на истинную самоотверженность. Когда же у нее было время подумать, она высказывала вполне зрелые суждения, немного сентиментальные, но всегда благородные.

Наконец в один прекрасный день родители сделали открытие, что познания Анельки очень невелики, почти ничтожны, и тогда к ней пригласили ученую гувернантку, панну Валентину.

Панна Валентина была особа, в сущности, добрая и довольно образованная, но не без странностей. Некрасивая старая дева, немного демократка, немного философ, немного истеричка и большая педантка. Наблюдая ее во время урока, можно было подумать, что это не человек, а мумия.