Смерть в театре Дельфин   ::   Марш Найо

Я не считал данное обстоятельство достаточной причиной, чтобы давать работу Граву, однако он сумел убедить меня в своей полезности.

— И он продал вам перчатку и документы?

— Да.

— За тридцать фунтов?

— Я уже говорил.

Маркус Найт, который держался по отношению к мистеру Кондукису довольно натянуто, — великолепная смесь надменности и смущения — громко возгласил:

— Я не верю!

— Чему вы не верите, мистер Найт? — поинтересовался Аллен.

— Что он был на борту того… судна.

— Вы едва ли пробыли там достаточно, чтобы заметить это, — холодно парировал Кондукис.

— Я пробыл там вполне достаточно, чтобы… — начал было Маркус на повышенных тонах, но тут же увял. — Впрочем, неважно. Неважно.

Аллен поднялся. Так же поступили и все остальные, за исключением мистера Кондукиса.

— Больше не смею вас задерживать, — сказал Аллен. — Мне искренне жаль, что у вас произошли такие события, и хочется надеяться, что спектакль да и сам театр успешно выдержат шторм. Я уверен в этом. Поскольку Грав признал все основные обвинения, хотя и утверждает, что не имел намерения убивать и действовал в порядке самозащиты, судебное разбирательство не займёт много времени и не потребует значительного числа свидетелей. Думаю также, что обойдётся без особого шума в прессе.

— Почему он так поступил? — удивлённо спросил Моррис. — Почему не стал отрицать?

— Он сказал, что крайне устал от всего этого, и добавил, — произнёс Аллен со странной дрожью в голосе, — что так будет лучше для Шекспира, мистера Перигрина и «Дельфина».

В глазах актёров блеснули слезы.

Когда все ушли, Аллен спросил мистера Кондукиса:

— Вы хотите мне о чем-то сообщить, сэр?

— Точнее, я хочу задать вам один вопрос. Он говорил что-либо обо мне?

— Очень мало. Он сказал, что не имеет к вам претензий.

— Я оплачу его защиту. Сообщите ещё.

— Хорошо.

— Что-нибудь ещё?

— Он сказал, что собирался присвоить перчатку и хочет, чтобы вы это знали. А также просил передать вам вот это.

Аллен вручил мистеру Кондукису конверт. Тот собрался было сунуть его в карман, затем передумал, открыл, прочёл короткую записку и протянул её Аллену.

"Похоже, — прочёл Аллен, — что мы оба стали жертвами обстоятельств. Это наводит меня на довольно забавную мысль, что вы, как, говорится, "поймёте ". Можете не беспокоиться. Я устал».

Внизу кто-то, насвистывая, пересёк фойе и хлопнул дверью. В театре было тихо.

— Он вцепился в плот, — сказал мистер Кондукис, — и попытался взобраться. Он перевернул бы его. Я ударил по его пальцам шкатулкой. Его руки были в перчатках. От моего удара пальцы разжались и соскользнули. Никто этого не видел. С тех пор он шантажировал меня.

* * *



— Продажа билетов не сократилась, — отметил Уинтер Моррис, хлопнув по бумаге. — Да и пресса шумит очень мало. Не понимаю.

— Может быть, тут действует рука Кондукиса?

— Все может быть, но нам это очень кстати.

Моррис, насвистывая, помчался вверх по лестнице в кабинет.

— И все-таки я надеюсь, что это не рука Кондукиса, — сказал Перигрин Эмилии. — Мне хочется верить, что это сам «Дельфин». И мы. Знаешь, мне кажется, он остался в фойе, чтобы исповедаться перед Алленом.

— В чем?

— Кто знает! У меня ощущение, что это как-то связано с той яхтой. Он очень странно держится всякий раз, когда о ней заходит речь.

Не исключено, что в то утро ты напомнил ему об этом, — невзначай предположила Эмилия.

— Я? О чем?

— Ну, например, кто-то утонул или мог утонуть. Возможно, он был рад спасти тебя.

— Все может быть, — повторил Перигрин слова Морриса и обнял девушку.

Они обвели глазами театр: пухленьких купидонов, услужливых кариатид, портрет мистера Адольфуса Руби, красивый изгиб лестниц. Бронзовые дельфины исчезли. Место сейфа занял портрет Графтона.