Смерть выходит в свет   ::   Энджел Хауэрд

Я думал о том, как Джоан Харбисон показывает мне мой домик и обучает премудростям управления керосиновыми лампами и газовыми духовками. Несмотря на все её указания, в первый вечер я с аппетитом проглотил груду картофеля-фри, одна половина которой сгорела, а другая - так и не разморозилась. А ещё я помнил, как по рассеянности нарвался на липучку для мух в ярд длиной. Мой первый ярд липучки. Это было истинное наслаждение.

Я не был новичком в парке Алгонкин. В двенадцать лет от роду я ходил в плавание на каноэ, которое началось на озере Каноэ-Лейк и продолжалось пять суток. В лагере "Северная Сосна" меня научили грести, вплавь преодолевать дистанцию в одну милю и оказывать первую медицинскую помощь. Теперь я предпочитал городской пейзаж, в котором единственным элементом дикой природы был одуванчик, растущий из трещины на тротуаре.

Два дня просидел я в алюминиевой весельной лодке, забросив в воду лесу и наблюдая за тем, что творится в усадьбе Вудворд, лесном убежище Пэттена. Там все замерло, только над большим каменным дымоходом висели колечки дыма. Кем бы ни были обитатели усадьбы, они ненавидели сырость так же, как и я. Мне удалось разглядеть людей, сновавших между домом и белым "мерседесом", стоявшим на поляне в конце мощеной камнем дорожки, которая примыкала к однорядной дороге, выложенной бревнами. В этой части света такая дорога вполне могла сойти за шоссе. Наблюдая, как Лорка и остальные таскают в дом сумки со снедью, закупленной в Хэтчвее, я наделял этих людей прозвищами. До взрыва лодки мне, по сути дела, не о чем было докладывать клиенту. Разве что: "Объект не появлялся. Отпадные телеса и Чистюля поехали в город. Коротышка отправился кататься на алюминиевой лодочке. Две гагарки подозрительного вида подплыли на сто футов к пункту наблюдения и нырнули под воду. Магнитных мин не обнаружено. Насадил на крючок червяка номер 23, опустил в озеро на глубину 40 футов. 16 минут сидел без движения. Вытащил лесу, осмотрел обглоданные концы червяка, снял с крючка уцелевшую среднюю часть и насадил червяка номер 24."

Пэттен переставлял своего ферзя туда-сюда с таким видом, словно у него не было других годных для дела фигур. Он позволил себе едва заметно усмехнуться в бороду, и его губы чуть искривились. Надо будет как-нибудь попробовать сыграть с ним в покер. Эта улыбочка Пэттена сулила мне веселый вечерок. Я отдал ему своего последнего коня и приготовился двигать короля с клетки на клетку в тщетных потугах уйти от мата, который Пэттен норовил поставить мне при помощи ферзя и края доски. Я представлял себе, как сужаются его скрытые за темными стеклами зрачки. Пэттен явно был наделен инстинктом убийцы в чистом виде, и я обрадовался тому, что не поленился навести о нем справки, прежде чем упаковал свою байковую пижаму, влез в "олдсмобиль" и прикатил сюда.

Пэттен. Мысленно я по-прежнему называл его этим именем. Но стоит мне произнести его вслух, и я наверняка попаду в передрягу. Я спас жизнь некоему Норри Эдгару, с которым теперь играл в шахматы. Именно так называл он себя. И при солнечных очках и бороде вполне мог сойти за Норри. Ведь на экране телевизора он всегда появлялся чисто выбритым и ухоженным. Таким его и помнили.

- Мат, - с ухмылкой объявил Пэттен. Я взглянул на доску. Да, он был прав. Пэттена прямо распирало. Я скривился и чуть причмокнул губами, отдавая ему должное. Хищник почуял кровь. Пэттен принялся опять расставлять фигуры. - Я вытру о тебя башмаки, приятель! - Бахвалясь, пообещал он. К счастью, в этот миг его позвала Лорка - та дама, которую я называл Отпадными телесами, прежде чем Пэттен познакомил нас.

- Норри! Оззи едет!

Пэттен с сожалением посмотрел на доску, словно та сулила ему бесконечную вереницу побед, и встал. Я поплелся за ним с причала в дом. На поляну въехал черный "бьюик", медленно открылись дверцы, и из машины вылезли двое мужчин.