Архив   ::   Штемлер Илья

А со временем сделала горячим поборником архивного дела.

Стараясь не привлекать внимания серьезного милиционера, бабка достала из сумки бутыль с какой-то мутной жидкостью, расправила газетный сверток, в котором оказался бутерброд с сыром, и принялась за еду.

– Устроили тут столовку, – недовольно проворчал Мустафаев.

– Режим у меня. Долго голодать – в глазах круги пойдут, – решительно ответила посетительница. – Может, и ты хочешь? Давай стакан, налью тебе звару от ревеня.

Сержант тяжко вздохнул. Или простонал…

– Плохо старому человеку… Молодые думают, что они всегда будут молодыми, – тянула свое бабка, примериваясь, как бы половчее ухватить бутерброд.

Эти слова тронули сердце сержанта Мустафаева.

– Иногда они раньше начинают прием. В полдесятого.

Посетительница уловила сочувствие в голосе милиционера. Ее носик вытянулся, глазки оживились.

– Придут работнички, ты им и подскажи… У гражданки Варгасовой времени мало, ей еще в собес надо сгонять. У нее сын погиб на фронте, – деловито подсказала посетительница. – Только и надо, что справку заполучить. Для обмена жильем требуют.

Сержант развел руками: порядок есть порядок. Старушка раздумчиво продолжала жевать бутерброд… Чует сердце, втравит племянничек Будимирка Варгасов ее, старую, в какую-нибудь каверзу. Сам уже в тюрьме сидит, а все какие-то проказы замышляет из камеры своей арестантской. Ну на кой ляд ему справка о померших родственниках Дарьи Никитичны? Авантюрист. И придумал же – сказать в архиве, что справка нужна оформить наследство, чистый авантюрист! А как взял в долг восемнадцать рублей, так и до сих пор не возвращает, сукин сын. Таким же был и его отец, Ленька Варгасов, старший брательник покойного мужа Дарьи Никитичны. Правду говорят: кровь – не водица… При воспоминании о своем племяннике-арестанте, Будимире Леонидовиче Варгасове, старуха протяжно вздохнула и по-новому, с опаской, поглядела на милиционера.

Сержант попытался было сосредоточиться на постылом рапорте, как дверь стукнула бронзовой ручкой, отмечая появление на службе директора архива Захара Савельевича Мирошука: высокий, худой, в длиннополом плаще, что падал с прямых острых плеч, отдаленно напоминая сутану. Такие плащи вошли в моду в начале семидесятых годов, но куплен он был женой Мирошука значительно позже, в магазине уцененных товаров. К счастью, мода подчиняется закону карусели, и если терпеливо ждать, то можно своего дождаться. Поэтому Захар Савельевич и сейчас выглядел на улице элегантным мужчиной, если бы не странная фуражка, гибрид буденовки и жокейской кепи.

Итак, ровно в восемь тридцать Мирошук вступил под своды бывшего монастыря, поздоровался с сержантом и со значением посмотрел на часы, как бы подчеркивая служебную аккуратность.

Мустафаев уважительно тронул вытянутыми пальцами висок и, упреждая вопрос директора, бодро пояснил:

– Маляры не появлялись, – он повел подбородком в сторону лестницы.

Мирошук и сам уже видел, что бадьи с известью стояли нетронутыми.

– Жаловаться надо, – подсказал милиционер – Стыдно, иностранцы ходят.

Директор нахмурился.

– Кстати… должен прийти исследователь из Швеции. Так сразу же ко мне проводите.

– Я смену сдаю, – ответил милиционер.

– Передайте сменщику… А гражданка что сидит? За справкой? – неосторожно спросил директор.

Дарья Никитична только и ожидала, чтобы заявить о себе. Сползла со скамьи и смело шагнула к директору. Мирошук выставил вперед руки, выгнул дугой сутулую спину.

– Не ко мне, не ко мне! – зачастил он. – И вообще, прием с десяти.

– А сейчас сколько? – прикинулась бабка.

– Половина девятого, – Мирошук пытался обойти посетительницу.

– Так они же стоят у вас, – встрепенулась бабка.