Бал-маскарад   ::   Сабо Магда

Я думаю… думаю, что ты просто… грустная и недоверчивая.

Тетя Луиза посмотрела на тетю Месарош, потом снова уставилась в землю.

– Словом, я могу заглянуть к тебе?

Тетя Луиза не знает маму. Когда мама хочет добиться чего-то важного, она всегда говорит вот так, без нажима, с виду даже безразлично.

– Когда тебе угодно. Гости у меня бывают нечасто. Родственников нет, отец давным-давно умер. По существу, я и не вижусь ни с кем.

Голос у мамы был уверенный, смеющийся.

– Теперь все переменится. Я тебя не оставлю в покое. Во мне слишком много энергии для одной семьи. Где ты живешь?

– Там, возле парка. В том доме, где…

Тетя Луиза осеклась, мама смотрела на нее веселыми блестящими глазами.

– …где ты так часто бывала в начале зимы. Там, где кондитерская. Мы там жили. Когда-то весь дом был нашим.

Она произнесла это упрямо, чуть-чуть вызывающе, словно желая сказать: этот дом сейчас мог бы принадлежать мне, но вот не мой, – так не требуй же от меня хорошего настроения.

Мама уставилась на нее и смотрит, смотрит, – Кристи никогда еще не видела у мамы таких глаз.

– Послушай, Луиза, а кто был твой отец? – спрашивает мама.

Невероятный вопрос. Как будто сейчас воспитательский час и она выясняет основные данные о семье.

– Мой отец? – лицо тети Луизы освещается затаенной гордостью. – Антал Кевари, ученый. Ты, возможно, видела мемориальную доску на научно-исследовательском институте физики.

Мама молчит, уставившись себе в колени. Тетя Луиза смотрит в сторону – она ожидала большего впечатления, но напрасно. Похоже, что маме не так много говорит это имя. Видно, этот Кевари не пуп земли.

– Понимаю, – говорит мама и поднимает теперь глаза на тетю Луизу.

Она так удивительно хороша в эту минуту.

– Луиза… – Даже голос у нее изменился. Совершенно незнакомый голос. – Послушай, Луиза, у меня есть для тебя весточка. Я так давно ищу тебя, да только вот глупой была и поверхностной. – (И как она может говорить о себе такое, если никогда она не бывает ни глупой, ни поверхностной!) – Это весточка от человека, которого ты хорошо знала когда-то. От Виолы. Ты еще помнишь ее?

Виола. Кому могло принадлежать это душистое имя? Виола [27] . Нынче уже и не называют так никого. Если у Кристи будет когда-нибудь дочка, они назовут ее Жужей.

Тетя Луиза схватилась рукой за горло, словно ей стало вдруг нехорошо.

– Виола передает тебе, что когда-то была очень молода и страшно боялась твоего отца. И еще передает, что потом на ней женился человек, который объяснил ей, в чем истина, и объяснил еще, как нужно было ей воспитывать тебя. Виола просит тебя не сердиться на нее за то, что она слушалась твоего отца и не воспитала тебя смелой и свободной.

Это все какая-то бессмыслица. Кристи не поняла ни слова. А тетя Луиза сидит белая как мел.

– И еще Виола передает тебе, что свою семью она, став зрелой женщиной, воспитывала уже разумно и что не следовало ей, нельзя было запрещать тебе встречаться с каким-то мальчиком, с которым ты каталась на коньках. Ты ведь не сердишься на Виолу, правда? В старости Виола уже знала, что нужно делать, и своей смертью она доказала это.

Тетя Луиза вертит кольцо на пальце, по лицу ее струятся слезы. Взрослые плачут так странно – молча.

– Есть ли на свете что-нибудь, чего ты не знаешь, Медери? – спрашивает, наконец, тетя Луиза, но голос ее мягче, ласковее, чем обычно, и кажется, что она получила нежданно-негаданно силы, чтобы начать жить более разумно. – Откуда ты знаешь Виолу?

Мама встала, потому что перед ней склонилась Рэка – все опять хотят поиграть вместе, и хорошо бы если бы «ручеек» возглавила тетя Ева. Уже стоя, мама воскликнула сквозь шум:

– Это моя бабушка.

Все кружится, кружится, – вот приглашают и ее, Кристи. Это Пали Тимар.