Бальзак и портниха китаяночка   ::   Сижи Дэ

Но мне сообщили, что добыча меди здесь давно уже в упадке, и все из-за отсутствия транспортных средств. Сейчас по причине особого географического положения этой горы люди, живущие на ней, перешли на выращивание опиумного мака. Мне, кстати, очень не рекомендовали подниматься на гору: все, кто выращивает мак, вооружены. И после сбора урожая они занимаются тем, что нападают на путников. Так что я ограничился тем, что издали полюбовался этой дикой местностью, которая благодаря обилию высоких деревьев, вьющихся растений и вообще буйной растительности, казалось, специально создана для того, чтобы разбойник мог там затаиться, а после наброситься на путешественников».

На горе Небесный Феникс было около двух десятков деревень, располагающихся вдоль единственной извилистой тропы или же укрывающихся в сумрачных ущельях. Обычно каждой деревне полагалось принять пять-шесть молодых горожан. Но наша, вскарабкавшаяся чуть ли не на вершину и самая бедная, смогла взять на свое иждивение только двоих — Лю и меня. Под жилье нам отвели ту самую хижину на сваях, где староста исследовал мою скрипку.

Хижина эта была общественной собственностью и строилась не как жилой дом. Под хижиной, поднятой над землей на высоких сваях, помещался свинарник, где проживала большущая свиноматка, также общественное достояние. А сама хижина была сколочена из неструганных досок, потолка в ней не было, и вообще предназначалась она для хранения риса, кукурузы и всяких ломаных сельскохозяйственных орудий; а кроме всего прочего, то было идеальное место для тайных любовных свиданий.

В этом строении, ставшем резиденцией двух «перевоспитуемых», за все годы его существования никогда не было никакой мебели — ни стула, ни стола, — кроме двух топчанов, приткнутых к стене в крохотной комнатке без окон.

И тем не менее вскорости наш дом стал центром деревни; все ее жители приходили к нам, включая и старосту, у которого по-прежнему левый глаз был мечен тремя кровавыми пятнышками.

А причиной тому стал тоже «феникс», но маленький, можно сказать даже, крохотный и ничуть не небесный, а всецело земной, владельцем которого был мой друг Лю.

* * *



На самом— то деле то был никакой не феникс, а горделивый петух в оперении павлиньей зелено-синей расцветки. За грязноватым стеклом он стремительно опускал голову, и его острый эбеновый клюв ударял по незримой земле, а в это время секундная стрелка медленно обходила циферблат. Затем он вскидывал голову с открытым клювом и, видимо, довольный, насытившийся воображаемыми зернами риса, отряхивал перья.

Будильник Лю с петушком, клевавшим каждую секунду, был невелик. Видимо, из-за малого размера он не привлек внимания старосты в день нашего прибытия. Будильник был величиной с ладонь, но звонил он так приятно, так мелодично…

До нас в этой деревне никогда не было никаких ни будильников, Ни стенных, ни наручных часов. Люди тут всегда жили по солнцу, отмеряя время по его положению на небе от восхода и до заката.

Мы были потрясены, увидев, что будильник обрел над жителями деревни почти мистическую власть. Буквально все приходили к нам справиться, сколько времени, и наша хижина на сваях стала неким подобием храма. Каждое утро вершился один и тот же ритуал: староста, попыхивая бамбуковой трубкой, длинной, как старинное кремневое ружье, топтался вокруг нашей обители, дожидаясь, когда прозвонит будильник. Ровно в девять он издавал долгий и громкий свист: то был сигнал жителям деревни, что пора отправляться на работу в поля.

— Время! Вы слышите? — громогласно орал он в сторону домов.