Бедное сердце Мани   ::   Полянская Ирина

Идут незнакомые люди, сходят с катера, тащат котомки, сумки, продукты из города, часто пьяные, часто ругаясь от нечего делать, лишь бы язык шлепал в глотке. Насмотревшись на все это, наглотавшись родимой пыли, проводив на кладбище еще одну умершую старушку, Маня едет в Москву с неприкаянным чувством человека, которому не ответили взаимностью.

Виталий встречает ее. Маня привезла ему дыню.

Через день он говорит Мане:

- Мань, а Мань! Ты не потянешь меня в загс, правда?

- Что ты! - искренне отвечает Маня.

Что-то в ее ответе не устраивает Виталия, он и сам не знает, что именно.

- Мань, а ты была замужем?

- Замужем-то? Была.

- Нет, я имею в виду по-настоящему.

- А то как же?

- А сколько раз, Мань?

- Два, - безразлично отвечает Маня. Она всегда говорит правду.

- Ты их любила? - помолчав, спрашивает Виталий, рассматривая Манин профиль.

- Кого?

- Да мужей своих!

- А, - Маня, зашив дырочку на футболке, перекусывает нитку своими крепкими зубами, - любила, наверно.

- А они тебя любили?

- Кто?

- Да мужья твои!

- Любили, наверно. Один даже квартиру оставил.

- А сам куда?

- Сам-то? Женился.

- Ты переживала?

- Так я ж сама ему жену нашла. Мы с ней в пединституте учились, хорошая девка.

Это она говорит про меня, но я не вмешиваюсь, слушаю их разговор издалека.

- Не надо жениться, когда любишь, - раздумчиво говорит Виталий. - А то видеть, как любовь с каждым днем все больше осыпается...

- Лучше не видеть, - соглашается Маня.

И еще долго они с Виталием кружат то по лесу, то по городу, время от времени кто-то окликает Маню: "Эй! Не узнала, что ли?" Виталий смотрит настороженно и с готовностью, если что, дать отпор - это у него не отнимешь. И вообще он хороший мальчик. Но деревья-то осыпаются! Лето мое, уже за холмом ты. Улетает лето о трех крылах, улетает и осень, пролетит вся жизнь о стремительных днях человеческих. Струится сегодняшняя листва вслед за прошлогодней сквозь землю, поет под землей будущая трава. И Виталя звонит, и Маня вроде любит, но однажды я встречаю ее, бредущую по Москве, как потухший костер, посеревшую, усталую, шаркающую кроссовками, и узнаю, что она давным-давно сдала ту работу и уже сделала несколько новых переводов, у нее появились лишние деньги, - может, сходим в кафе?

Она идет ссутулившись, засунув руки глубоко в карманы, свинцовое небо давит на ее хрупкие плечи, туман клубится в опустевшем сердце. Кажется, еще никто никогда ее не любил и она в жизни не любила, так она умна, так цепко выхватывает из любого разговора суть, так ясно видит людей, точно оценивает ситуацию на работе - о жизни мы и не говорим, потому что не знаем: есть она или нет, если есть, то в чем именно, не в тех же ярких кратких снах, прерываемых трезвым звоном будильника, если нет - отчего так болит душа.