Беглый раб   ::   Юрьенен Сергей

Защищать источник информации. О чём она тебя проинформировала блядским своим ртом? Зубы у неё в порядке, дантисту сам платил...

- Говорю тебе! Ничего не было.

- Сейчас будет.

- Не муди.

- Потому что Bernadette, c'est moi. Сейчас она тебя - своими гнусно-нежными устами. Или как ваш развратно-церебральный Набоков писал за конторкой нашей мадам Бовари. Я одержим ей, как Флобер, ты знаешь? Не повторить ли нам сцену в фиакре? Классическую? А ля франко-рюсс. А может, просто в жопу? А sec?*

- Cлушай...

- Весь внимание?

- Давай спать.

- Не хочешь мадам Бовари? Что ж, по рукам пойдёт тогда...

Он вылез из машины.

- Эй, постой... Люсьен?

Не оглянувшись, друг удалялся на свет жаровень.

- Ну и чёрт с тобой!

Завинтив окна до отказа, Алексей свалился лицом в разложенные для двоих сиденья. Он слышал, как на стоянку сворачивали грузовики - один, потом другой... Вонь окурков не давала заснуть. Обдирая пальцы, он вытащил пепельницу и вытолкнул дверь.

На краю заставленной выпивкой стола транзистор передавал нечто греческое. В отсветах углей пара шоферов танцевала сиртаки, остальные подхлопывали - и с ними был Люсьен.

Выбив окурки в урну, Алексей вернулся и захлопнулся.

Какое мне дело до всех до вас?

16.

Алексей открыл глаза. Лицо у Люсьена было серым и пустым. Он пытался без шума сложить своё сиденье.

- Са ва?

Люсьен не ответил. Международные трейлеры забили весь паркинг, сверкая хромом и стеклом, как небоскрёбы. Солнце ещё не взошло. Асфальт потемнел от росы. Содрогаясь, Алексей вернулся в машину, щёлкнул ремнём. Избегая контакта глазами, Люсьен вырулил со стоянки.

Автострада была ясной, как небо. По воле водителя машина пролетела станцию обслуживания, и до кофе они дорвались уже только перед самой границей.

Они пили молча.

За чистой скатертью в красную клеточку.

Дорога шла и дальше через лес.

Потом навстречу опустился шлагбаум.

Странно было видеть на солнце насупленные лица пограничников в чёрно-синей форме, которая показалась Алексею родной. Но здесь, на просёлочной дороге, к служебным обязанностям французы относились всерьёз. Один отправился с их документами в будку, другой заставил выйти и открыть багажник. Дотошный пограничник даже влез в машину, не оставив без внимания полароидные снимки на заднем сиденье, а потом (c'est pas porno* - пытался отшутиться Люсьен) потребовал предъявить упакованные картины с животными, невинные игры которых в билярд и в карты провинциала не растрогали. Но парижане были чистыми. Ничего, кроме тихого отчаяния, во Францию ввозить не собирались. Люсьену вернули пасспорт без замечаний, голубой же Titre de voyage * эмигранта вызвал сведение бровей:

- Месье! Ваш документ просрочен.

Алексей заглянул в страницы, заложенные большим и грубым пальцем, как бы не веря своим глазам.

- Пардон.

- Впустить не можем.

- Но...

- Месье!

- В чём дело? - спросил Люсьен из машины.

- Месье не может въехать во Францию. Документ месье просрочен. Прошу, - вернули Алексею книжку.

- Что же ему делать?

- Не наша проблема, месье. Освободите дорогу!

За Люсьеном уже посверкивало несколько машин, и всё, что он нашёлся сказать на прощанье, было:

- Ездить с просроченным документом...T'es malade?*

Алексей хлопнул дверцей.

Друг газанул вперёд - под шлагбаум.

Пограничники игнорировали эмигранта - на холодный французский манер.

Алексей повернулся и с весёлой яростью зашагал обратно к бельгийцам, о которых они в Париже зря так плохо говорят. Он шёл, слушая пение птиц и удивляя встречные машины видом пешего одичания посреди Европы. В карманах джинсов не было ни сантима, но в кармашке, вшитом внутри правого, он нашёл монету в две марки с брюзгливым профилем Аденауэра, которого хозяйка лесной гостиницы, подумав, приняла-таки в обмен за чашку кофе.