Белая книга   ::   Кокто Жан

И поклялся больше не плутать, идти напрямик своим путем, вместо того чтоб путаться в чужих, и больше прислушиваться к приказам собственных чувств, чем к советам морали.

Альфред благодарно отзывался на мои ласки. Он признался, что Роза не сестра ему. Он был ее сутенером.

Роза продолжала играть свою роль, а мы -- свою. Альфред подмигивал мне, подталкивал локтем, а иногда на него нападал неудержимый смех. Роза смотрела на него недоуменно, не подозревая, что мы с ним сообщники, что между нами существуют узы, скрепляемые еще и совместными хитростями.

Однажды коридорный вошел и застал нас валяющимися на кровати с возлежащей посередке Розой. "Видите, Жюль, -- воскликнула она, указывая на нас двоих, -- мой братик и мой миленочек! Все, что я люблю".

Вранье начало утомлять ленивого Альфреда. Он признался мне, что ему невмоготу уже выносить такую жизнь, работать на одном тротуаре, пока Роза работает на другом, и мерить шагами эту лавочку под открытым небом, где продавцы и есть товар. Короче, он просил меня вытащить его

из всего этого.

Для меня не могло быть ничего приятнее. Мы порешили, что я сниму комнату в гостинице "Терн", что Альфред немедля туда переберется, что после обеда я приду к нему на всю ночь, а перед Розой притворюсь, будто обеспокоен его исчезновением и отправляюсь на розыски, развязав себе таким образом руки и получив возможность свободно располагать временем.

Я снял комнату, устроил там Альфреда и пообедал дома с отцом. Потом помчался в гостиницу. Альфред исчез. Я ждал его с девяти до часу ночи. Альфред все не возвращался, и я ушел домой со стесненным сердцем.

Наутро часов в одиннадцать я наведался в гостиницу. Альфред спал в своей комнате. Он проснулся, стал хныкать и признался, что не смог преодолеть старых привычек, что не в силах обойтись без Розы, что он всю ночь искал ее -- сперва в гостинице, откуда она уже съехала, а потом по всем тротуарам, по всем кабачкам Монмартра и дансингам улицы Лапп.

-- Разумеется, -- сказал я. -- Роза с ума сходит, у нее лихорадка. Она у своей подруги на улице Будапешт.

Он умолял скорее отвести его туда.

Комната Розы в гостинице М. была прямо-таки парадной залой в сравнении с жилищем ее подруги. Мы барахтались в густой каше запахов, белья и сомнительных сантиментов. Женщины были в неглиже. Альфред со стенаниями валялся у Розы в ногах и целовал ей колени. Я стоял с бледным видом. Роза обращала ко мне лицо, перемазанное косметикой и слезами, простирала руки: "Поди, поди ко мне, -- восклицала она, -- вернемся на площадь Пигаль и будем жить все вместе. Я знаю, это все Альфред. Что, не так, Альфред?" --спрашивала она, теребя его за волосы. Он безмолвствовал.

Я должен был ехать с отцом в Тулон на свадьбу моей кузины, дочери вице-адмирала Ж.Ф. Будущее виделось мне в мрачных тонах. Я сообщил об этом семейном долге Розе, оставил обоих -- ее и по-прежнему немого Альфреда -- в гостинице на площади Пигаль и обещал сразу же, как вернусь, прийти к ним.

В Тулоне я обнаружил, что Альфред стянул у меня золотую цепочку. Это был мой талисман. Как-то я надел эту цепочку ему на руку, потом забыл, а он постарался не напоминать.

Когда по возвращении я пришел к ним, Роза кинулась мне на шею. Было темно. В первый момент я не признал Альфреда. Что же в нем было такого неузнаваемого?

Полиция шерстила Монмартр. Альфред и Роза паниковали из-за своего сомнительного гражданства. Они раздобыли себе фальшивые паспорта, готовились бежать, и Альфред, неравнодушный к кинематографической романтике, выкрасил волосы. Под этой чернильной шевелюрой его маленькое белое лицо приобрело антропометрическую четкость. Я потребовал у него свою цепочку. Он все отрицал. Роза уличила его. Он бушевал, ругался, угрожал ей, угрожал мне и размахивал ножом.