Белые флаги   ::   Думбадзе Нодар

- Остался еще кто-нибудь на воле? - услышал я чей-то голос, и тут же камера взорвалась хохотом. Я не понял, к кому был обращен этот вопрос, но все же вежливо улыбнулся.

Наступила тишина.

- Как твоя фамилия? - спросил меня кто-то.

- Накашидзе.

- Надо полагать, у тебя есть и имя?

- Заза.

- Вор?

Я удивленно поглядел в сторону спрашивающего и понял, что вопросы мне задавал один и тот же человек. Это походило на допрос.

- Нет, я не вор! - ответил я довольно грубо.

- Ты не обижайся! Я - староста камеры и должен знать все. Таков порядок. Значит, ты не вор... Зачем же тебя посадили?

- Я... Как вам сказать... В ресторане убили человека... Я и мой товарищ были там... Одним словом...

- Знаю, знаю, вы не убивали его!.. - прервал он меня.

- Откуда вы знаете? - обрадовался я.

- Как - откуда? Тут, брат, все невинные, непорочные, кроме вот этих трех падших ангелов! - И он с улыбкой указал на трех мужчин. Те тоже улыбнулись. - Падение их заключается в том, что они сами признались в совершенных преступлениях... Гм! Не застукай их милиция на месте, стали бы они признаваться!.. А ты не бойся, парень!

- Да нет, я на самом деле невиновен! - снова пояснил я старосте.

- Ну и отлично! Вот это и интересно - арестовать невиновного. А схватить виновного - это, брат, проще всего!

В камере вновь захохотали.

- Ляжешь здесь, рядом со мной. Располагайся!

Я молча положил котомку на нижние нары.

- А теперь здравствуй! - сказал староста и протянул мне руку.

- Здравствуй! - ответил я, крепко пожимая его руку.

- Зовут меня Чичико, а фамилия - Гоголь. И не вздумай, пожалуйста, расспрашивать - почему да откуда такая фамилия! Гоголь - и все! Понятно?

Я недоверчиво взглянул на старосту и рассмеялся:

- Знаю, все мы здесь - Гоголи, Пушкины, Толстые и Наполеоны!

Смеялась вся камера. Смеялся Гоголь, смеялись непорочные и, представьте, те три падших ангела смеялись тоже...

Я постепенно привык к тюремной жизни, к своей камере, к заключенным, надзирателю, комендантам, фельдшерицам и особенно к одной из них - Нуну, которая ежедневно навещала нас.

Она просовывала в форточку свой вздернутый напудренный носик и напомаженные губы, хлопала огромными ресницами, раскрывала в улыбке рот, показывая все тридцать два жемчужных зуба, и нараспев спрашивала:

- Ну, как дела, преступнички? У кого что болит? Говорите!

От всех болезней, против всякого недомогания у нее было одно лекарство - люминал. Она щедро раздавала всем люминал и уходила. И каждый ее приход был похож на наступление весны. Стоило показаться в форточке ее головке, как все десять обитателей камеры бросались к двери. Нуну делала испуганное лицо и захлопывала форточку. Переждав несколько минут, она вновь показывалась, как солнышко из-за туч.

И не догадывалась Нуну, что для нас - жаждавших тепла, радости и женской ласки мужчин - она была многолика, как индийский бог Шива. Одни видели в ней сестру, другие - дочь, третьи - друга, иные - просто женщину, красивую, будоражащую кровь женщину. Это трудно представить себе, но это было так... И поэтому каждый из нас избегал открытого проявления своих чувств к Нуну. Поэтому всякий раз после ухода Нуну в камере воцарялась могильная тишина.

Весна в разгаре. Давно прилетели ласточки. Но у нас весной и не пахнет. И ласточек здесь не видно. Почему ласточки не лепят своих гнездышек на тюремных стенах? Этого не знает никто.