Бестселлер :: Давыдов Юрий Владимирович
Страница: 293 из 295 | |||
| ||||||||||||||
| ||||||||||||||
КАТЕГОРИИ КНИГПОСЛЕДНИЕ ОТЗЫВЫ О КНИГАХМихаил (19.04.2017 - 06:11:11) Антихрист666 (18.04.2017 - 21:05:58) Ладно, теперь поспешили вы... (18.04.2017 - 20:50:34) Роман (18.04.2017 - 18:12:26) АНДРЕЙ (18.04.2017 - 16:42:55) СЛУЧАЙНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕУ женщин возраст - вот болной вопрос и лучше жить его не задавая, а пятилетняя дочурка говорит всерьёз: "скажи мне, мама, я же молодая?" 01.09.10 - 16:24 Хотите чтобы ваше произведение или ваш любимый стишок появились здесь? добавьте его! |
А твердь небесная была столь плотно-синей, что нужды нет и говорить о многослойности ее, о качестве связующего вещества, растительного масла из Прованса.
Шли дети парами, как на экскурсии, как на пикник. Но лица были смятенными, как лица октябрят. Тех, блокадных. Пред Новым годом зазвали ребятишек в Дом пионеров, на длинных состыкованных столах дымились суповые миски, лежали ломти хлеба. Все это зафиксировала пленка для всесоюзной кинохроники, и тотчас всех детишек выставили вон, а миски-то дымились, и ломти хлеба остались на столе. Шли дети парами. А люди парочками. Иль трое-четверо. Иль по одному. Шли мимо, мимо, мимо. Они ведь ничего не знали. Разве только, что есть уж детские концлагери и что оттуда увезут и мальчиков, и девочек, всех в газовые камеры. Напрасно, право, безумный оборванный старик кричит, руками машет и шлепает, и шлепает в разбитых башмаках. Жаль, сдадут в гестапо, и пропал. Старик тряс головой, срывал и снова нахлобучивал по уши свой порыжелый дряхлый котелок, старьевщик не дал бы сантима, – хотелось старику избавиться от музыки, мелодии, мотива, Франц Шуберт, ученик Сальери, сочинил их; Франц Шуберт, ученик Сальери, как нынче бы сказали, озвучил балладу Гете «Erlkцnig». Потом, в России, она звучала в редакции, конечно, Рубинштейна. А этот Гельмут Вайс без рубинштейнов обходился и тенорком тянул, тянул балладу о Лесном Царе. В.Л. кричал, срывал и нахлобучивал свой котелок, а там, в стопе, все глубже, все больней кровавил плоть башмачный гвоздик, он треньем добивался вспышки антонова огня. В.Л. очки не подхватил привычным жестом, очки он потерял, а следом потерял из виду жиденят, как скажет нам другой, но тоже, знаете ль, великий русский беллетрист. Смеркалось. Был близок комендантский час, и это Бурцев понимал. Другое вам покажется престранным. Он искал гостиницу Иисуса не только как укрытье от патрульной службы. Гостиницу Иисуса на улице Иуды. Искал, искал, не мог найти. Вся незадача в том, что в городе Париже, спросите-ка любого старожила, нет ни гостиницы Иисуса, ни улицы Иуды. Но Бурцев все искал, искал, таинственная сила его хранила от патрульной службы, от ночных дозоров. Ей-ей, мне не понять, как он не чувствовал проклятый гвоздик в башмаке. Но, право, внятно чувство, с каким он ощущал губами, лбом прикосновение к Гвоздю. Гвоздь крупный, плотницкий, Гвоздь от Креста Христа. И мальчик-гимназист, он маленький, как эти еврейчата, он с тетушкой из Бирска – в Москву, на богомолье; они в подворье на Никольской, Кремль рядом, и там, в Соборе, в северном приделе Успенского собора, там Гвоздь Господень. Губами, лбом прикладывался гимназист к Гвоздю и плакал, слизывая с губ соленое, как кровь. Башмачный гвоздик и Гвоздь Господень определяли поиски В.Л. гостиницы Христа на улице Иуды. Подожди немного, отдохнешь и ты… Однако автору, пусть смутно, вообразился в этой топографии чуть не подтекст своих же текстов. Но адрес-то откуда взялся? Не плод ли он воображения В.Л., его душевных сотрясений да и антонова огня, то есть начавшейся гангрены? Теперь уж не определить, сколь долго автор ваш не умел сообразить, откуда что взялось. Тут правда с кривдою сошлись, и это, говорят, искусство. В моем архиве – позабытом, петербургском – есть письма восемнадцатого века. Парижские. Их автор-разночинец – указывал жене обратный адрес: улица Иуды, гостиница Иисуса. Выходит, я навязал В.Л. маршрут, дорогу, пункт в соответствии с подтекстом к впереди идущим текстам? Но улица, гостиница давно исчезли в достройках, перестройках, как исчезают государства и режимы. Выходит, господа, ради концепции не пожалеешь и отца? Но, знаете ль, концепцию подрезал, как серпом, Андрей Синявский, бывший зэк, гулявший с Пушкиным под ручку: «Не тот Иуда», – негромко молвил знаменитый критик, молвил с оттенком снисходительного сожаления, и словно молнией обжег. |
ИНТЕРЕСНОЕ О ЛИТЕРАТУРЕ
ТОП 20 КНИГ
ТОП 20 АВТОРОВ
| ||||||||||||
|