Близнец   ::   Ким Анатолий

Аннотация: Известный современный писатель Анатолий Ким (р. в 1939) явил в своем творчестве синтез культуры Востока и Запада, Европы и Азии. Высочайшее напряжение его философских поисков и адекватная этому художественная форма позволили говорить об особенном, `кимовском метафорическом реализме`В сборник вошел цикл философско-фантастических романов писателя, в которых он поднимает проблему бессмертия человека. По замыслу автора, высокая мысль увлечет читателя, фантазия и фантасмагория помогут постичь совершенно новую `философию бессмертия`. В романах `Отец-Лес`, `Поселок кентавров` писатель размышляет о том, что несет человечеству страх перед насильственной смертью, в романе `Сбор грибов под музыку Баха` – в чем проявляется бессмертное начало человека, и, наконец, в повести `Стена` и романе `Близнец` – как можно утратить или пожелать уничтожить свое первородное бессмертие.

---------------------------------------------

Анатолий Ким

Близнец

ГЛАВА 1

В тот день я попал в Дом писателей, увидел свои собственные похороны, и меня охватила мгновенная острая жалость, что жизнь прошла и я, оказывается, все прозевал. Уже не вернуть было тех надежд, которые давно сбылись или не сбылись,- я лежал в гробу, брезгливо сложив губы, отчего на лице с закрытыми глазами (глубокие провалы глазниц – тоже что-то новое) выразилась не- свойственная мне кислая мина недовольства всем и вся в этом мире.

Гражданская панихида происходила в Малом зале Дома писателей – разряд похорон, значит, средненький, небольшое скопление народу сосредоточилось вокруг стола с открытым гробом, традиционно заваленным цветами, обреченными на бездарную скорбь кладбищенского увядания. Почетный караул из четырех человек уныло замер по углам большого гробового стола, их сменяли по истечении некоего бренного времени. Возле гроба сидели на стульях бывшая супруга усопшего и, очевидно, его дети: девочка и мальчик. К ним время от времени подходили и, наклонившись со скорбным видом, что-то тихо говорили, потом отходили. Я тоже подошел и с тайным любопытством рассматривал их вблизи: каковы они, родственники? Но ничего сказать не решился, а только поцеловал у вдовы-разводки ручку с довольно вялой кожей и молча отошел.

Затем направился к распорядителю похорон, здоровенному лысоватому малому с обличием располневшего Мефистофеля. Он, держа в руке стопку траурных повязок, мефистофельскими очами уставился на меня.

– Вы кто? – властным голосом вопросил он.

– Близнец, его брат,- отвечал я.

– А чего непохожий?

– Мы разнояйцовые,- пришлось мне объясняться в сей не подобающий случаю момент.- А такие бывают непохожими.

– Ладно. Подмените крайнего, вон того.- Движение головой с выставленным подбородком – и распорядитель сунул мне в руку черную тряпочку с тесемками.

Я стоял в почетном карауле и смотрел на самого себя, мертвого, с небывалым еще, совершенно новым чувством в душе. Многих я уже хоронил, вот так же стоял у гроба и рассматривал мало узнаваемые, как бы совсем другие лица усопших, которые при жизни никогда не выглядели столь невнятными, тупыми и бесчувственными. Может быть, это из-за того, что были они чужими мне при жизни, а при переходе в мир иной оказывались уже абсолютно чуждыми, во веки веков непостижимыми. И всегда становилось ясным: отныне и ты им никогда не понадобишься, и они тебе. Однако, вглядываясь в свое собственное лицо, столь же глупое и неузнаваемое, я вдруг ощутил весь срок человеческий, все дни свои не прожитыми, но в одно мгновение отнятыми, выкраденными у меня.

Прожить воистину не удалось, проморгал я эту великолепную возможность, стать самим собой также не удалось: слишком мало было отпущено времени для этого моему близнецу Василию.