Блондинки в шоколаде, или Психология Барби   ::   Биркитт Ирина

После той ночи на моей кухне я не видела Игоря столь красноречивым и романтичным. Я часто приезжала в их уютный загородный дом, где проводила выходные и отогревалась душой.

– Белка, это такое счастье, когда ты знаешь привычки домашних настолько, что тебе не надо заглядывать в комнату, чтобы узнать, чем занимается твой муж, ребенок или мама. Вот Ярик, например, сейчас где-то шкодит, – говорила мне Катя, когда мы пили утренний кофе на веранде.

– Откуда ты знаешь? – Я не сомневалась, что тут опять все дело в ясновидении.

– А все просто – отец спит, бабушки на кухне, а ребенка не слышно, хотя, когда бабушки в сборе, его не выгонишь из комнаты. Если притих, значит, где-то затаился и воплощает в жизнь задуманное.

Подтверждением Катиных слов стал Ярик, с ног до головы измазанный красками. В руках он держал швабру.

– Я идеец!

– Молодец, индеец, иди, бабушкам покажись, – Катя еле сдерживала смех. —

Ну, что я говорила?

Бабушки (мама Гарика, Амалия Мар-ковна, и мать Кати, Галина Иосифовна), как только получали доступ к воспитанию Ярослава, начинали непрерывно ссориться. Мы молча наблюдали за этим домашним реалити-шоу, а когда битва за идеального человека заканчивалась и дамы удалялись в свои комнаты, бурно обсуждали позицию каждой по данному вопросу.

Иногда у меня появлялось ощущение, что меня удочерили. Моя холостяцкая жизнь тоже нередко становилась предметом оживленных дискуссий.

Однажды Амалия Марковна мне прямо заявила:

– Беллочка, вы такая хорошая девочка. Катя и Гарик искренне желают вам счастья. Конечно, в наше время сложно найти порядочного человека. Но вы хотя бы присмотритесь к тем кандидатурам, которые рекомендуют вам Гарик и Катя. И Галина Иосифовна так думает. —

В этом вопросе у них, как ни странно, мнения совпадали. Катя заметила мое раздражение:

– Не обращай внимания, просто еврейские женщины обожают сводить людей. Они верят, что тот, кто устроит жизнь хотя бы одной пары, в рай попадет автоматически.



9

Итак, я сидела в кабинете и мечтала о море. Ко мне влетела Машка Машинская. Как и я, она уже десять лет жила в Москве. Здесь ее называли не иначе как Машка Бэтээр, и она решительно поддерживала имидж железной женщины: курила крепкие сигареты, ругалась матом и часто меняла мужчин.

Она всегда была влюблена и всегда что-то продавала: квартиры, земли под застройку, иногда автозаправочные станции. Откуда она получала заказы, оставалось только гадать. Разговор она обычно начинала со слов: «Нет! Ты представляешь? У меня опять хохма!» Так было и на этот раз.

– Представляешь, он выбросил мой ключ у меня на глазах в мусорный бак! Нет! Ну нормально? В мусорный бак! Я ему в окно кричу: вернись, мол, гад, а он театральным жестом поднимает крышку бака, нагло скалится и опускает туда ключ. Скотина!

Я молча слушаю, потому что уже давно привыкла.

Сценарий был всегда один и тот же. Машка, продав очередную недвижимость и закатившись в ночной клуб, квасила у барной стойки неизменную водку с лимонным соком и двумя кубиками льда. Мужчины неизменно западали на модельного вида блондинку (брюнетку, шатенку, рыжую) Машку. Она никогда не уходила из ночного клуба одна. Пока Машка была пьяна и расслабленна, она была милейшим человечком. Очаровательно шутила, декламировала стихи, лепетала что-то о вечной любви. Мужчины, как правило, полагали, что имеют дело со стерильной дурой. Машка приводила их домой и после ночи любви подавала завтрак в постель. К вечеру она вытряхивала из очередного возлюбленного всю подноготную.

Если через неделю знакомства от нового друга не было подарков, цветов и трех звонков в день, чаще всего он отправлялся в пешее эротическое путешествие. На моей памяти только четверо продержались дольше.