Богач, бедняк (Часть 3 и 4)   ::   Шоу Ирвин

-- Что тебе приготовить на завтрак? -- спросила она, намереваясь устроить ему праздничное угощение.

-- Апельсиновый сок.

-- И все?

-- Лучше ничего не есть. Меня рвет в самолете.

-- Не забудь захватить свой драмамин.

-- Да, обязательно.-- Сняв пижамную куртку, он пошел в ванную чистить зубы. После того как они переехали к Колину, Билли почему-то наотрез отказывался появляться перед ней в голом виде. У нее на сей счет появились две теории. Она знала, что Билли обожает Колина, но знала и другое: Билли стал меньше любить ее за то, что они некоторое время жили с Колином, не зарегистрировав брак. Да, суровые, болезненные условности детства.

Гретхен пошла будить Колина. Он что-то бормотал во сне, беспокойно ворочался в кровати.

-- Ах, вся эта кровь! -- вдруг отчетливо произнес он.

Что это с ним? Что он имеет в виду? Войну? Или свою картину? Ничего сразу не понять при общении с кинорежиссером.

Она разбудила его нежным поцелуем за ухом. Он лежал тихо, неподвижно, уставившись в потолок.

-- Боже, да еще ночь! -- воскликнул он.

Она поцеловала его еще раз.

-- Ты что, какая ночь, давно уже утро.

Он взъерошил ей волосы. Как жаль, что она уже побывала в комнате Билли. Когда-нибудь, как-нибудь утречком, может, в один из государственных или религиозных праздников Колин наконец займется с ней любовью? Чем же это утро сегодня хуже? Да, неукротимые ритмы желания.

Он со стоном попытался подняться, но упал снова на спину. Протянул руку.

-- Ну-ка, дай несчастному руку,-- сказал он.-- По доброте сердечной.

Гретхен, сжав его руку, дернула его на себя. Теперь он сидел на краю постели, потирая глаза тыльной стороной руки, щурясь от неприятного резкого дневного света.

-- Послушай,-- сказал он, отнимая руку от глаз.-- Вчера на просмотре в предпоследней части картины что-то тебе не понравилось. Что именно? -- с тревогой в голосе спросил он.

Ну вот, началось, даже не дождался завтрака, подумала она.

-- Я ничего не говорила,-- напомнила она ему.

-- Тебе и не нужно ничего говорить. Достаточно того, как ты начинаешь дышать.

-- Не заводись, ты и так -- клубок нервов,-- сказала она, стараясь уклониться от разговора.-- Тем более сейчас, когда ты еще не выпил кофе.

-- Давай, выкладывай...

-- Ладно. Мне действительно что-то там не понравилось, только я никак не могла понять, что именно.

-- Ну а теперь?

-- Думаю, что понимаю.

-- Так в чем же дело?

-- Ну, это в эпизоде, когда он получает известие и считает, что по его вине...

-- Да, ты права,-- нетерпеливо сказал Колин.-- Это одна из ключевых сцен в картине.

-- Он у тебя ходит, ходит по дому, глядит на свое отражение то в одно зеркало, то в другое, то в зеркало в ванной комнате, то в зеркало во весь рост на стене кладовки, в потемневшее зеркало в гостиной, в увеличительное зеркальце для бритья, наконец, в дождевую лужу на крыльце...

-- Сама идея довольно проста,-- сказал с раздражением Колин.-- Он изучает самого себя, не побоюсь банальности, он заглядывает себе в душу при разном освещении, с разных углов, чтобы понять... Ну и что здесь плохого, никак не пойму. Что тебе не нравится?

-- Две вещи,-- спокойно сказала она. Теперь Гретхен понимала, что эта проблема досаждала ей, досаждала подсознательно с того момента, как они вышли из студии: в кровати до наступления сна, на террасе, когда она смотрела вниз на подернутый смогом утренний город, читала газету в гостиной.-- Две вещи. Прежде всего, темп. Все в твоей картине развивается стремительно, динамично, но только до этого момента. Такая у тебя творческая манера. И вдруг неожиданно ты резко замедляешь темп, словно хочешь сказать зрителю: вот наступил кульминационный момент. Это слишком очевидно.

-- Да, это моя манера,-- сказал он, покусывая губы.-- Я всегда слишком очевиден.

-- Если ты будешь сердиться, то слова от меня больше не дождешься.

-- Я уже сердит, так что продолжай.