Богатый бедуин и Танька (книга романтических рассказов)   ::   Федотов Михаил

Старик Салитан ушел от него и думал несколько месяцев, как ему вернуть деньги, он был слишком старым, чтобы грабить банки с револьвером, ему оставался только такой тихий стариковский разбой. Последние дни старику Салитану не везло: повинуясь приступу старческой скупости, он пошел на благотворительный ужин, который давало городское управление в праздник Шавуот. Домой со стола брать не позволяли, но там можно было съесть сколько захочешь. Немного останавливали за руки жадных старух: пока читают кидуш, нельзя тянуться с ложкой. Но зато потом можно было съесть, сколько ты сможешь. Старые дуры еще несколько недель после этого приходили в себя, а одна старуха, которую он раньше видел мельком, совсем рехнулась, и Салитан с ней потерял сегодня полчаса, потому что старуха не могла найти свою дверь и упрямо настаивала, что напротив ее двери лежала дощечка, а сейчас дощечки нет. Ключ совершенно не открывал, и он потерял полчаса, пока не догадался, что старуха заехала не на тот этаж. Но он и сам был не лучше, потому что наелся в этой городской управе до отвала и все дни ему было тяжело ходить. До сих пор еще казалось, что эта еда стоит в пищеводе колом и отдает в лопатку. Нужно было кончить стариковское брюзжание и без рывков осторожно встать. Старик осмотрелся по сторонам, как тот кот, которого гоняли мальчики, и, как в детстве, сказал себе "раз, два, теперь без обмана последний номер...". Когда он произносил слова "последний номер", он уже уперся в левое бедро и бетонную плашку, на которой он сидел, и начал подниматься на ноги. И снова тяжело сел. Все-таки это был инфаркт. Не такой, какой у него был семь лет назад. Это был настоящий инфаркт, из которого ему не вылезти. Старик заставил себя не хвататься за грудь, а сидеть и не шевелиться. Очень тяжело стало дышать. Болей не было. Только казалось, что заливает легкие. Полные легкие этого холодного липкого пота. И левую руку ломило. Он попробовал шевельнуть пальцами - пальцы шевелились. Тогда он еще раз посмотрел на грузовик. Когда он раньше представлял свою смерть, то всегда видел рядом с собой ЗиС с зализанным лбом. Это был не ЗиС. Это был старый английский грузовик с очень покатой крышей. Старик сидел не шевелясь и проклинал себя, потому что он чувствовал свою силу и ему казалось, что он совсем не стареет. И он не верил, что это может произойти так внезапно. Поэтому в кармане у него были деньги. Доллары, которые он наменял у грузина в лавке. Но все последние дни он так много ходил по банкам, что не хватило времени послать их племяннику. Племянник переправлял деньги дочке Салитана, которая жила в Гатчине. Четыреста долларов - это около двух тысяч в рублях. Много денег. Да еще много разноцветных шекелей, которые он получил сегодня. Они лежали в левом кармане. Пока шекели дойдут до племянника, от них останется мало. Да старик и не был уверен, что шекели принимают к оплате в других странах. Но нужно было отослать и их. Сам он уже не мог позволить себе шевелиться. Нужно было позвать кого-то с дороги и все объяснить. Он не думал, что последний язык, на котором он будет говорить перед смертью, будет идиш. На идише он говорил невозможно давно и знал только идиш, на котором говорят дети. Он проклял себя за то, что не послал деньги сам. Сейчас нужно было надеяться на судьбу и удачного человека, которого он выберет. Может, и лучше, что он был в религиозном районе. Старик не думал, что здесь могут украсть деньги. Он боялся, что человек, которого он сейчас выберет, за его просьбу не возьмется. А объяснять все два раза у него не хватит сил. Оставлять в карманах ничего было нельзя. Тогда деньги заберут и отдадут в уплату банкам, потому что они обокрали его законно. Старик не хотел отдавать деньги израильским банкам - у него в спине сидели четыре осколка, и он получил немецкую компенсацию за дом родителей, в котором погибла его младшая сестра Катька.