Бонжур, Антуан!   ::   Злобин Анатолий Павлович

Перед вами четвёртый участник ограбления льежского банка, совершенного в сентябре сорок четвёртого года полковником Вилем. Не так ли, мсье экс-президент?

Тот помалкивал.

— Се ля ви, — сказал Антуан.

— Папку «кабанов», похищенную из архива генерала Пирра, вы можете взять в портфеле, господин инспектор. У кого есть вопросы?

— Но мотив, мотив? — с улыбкой подивилась Констант.

Я просвистел ей песенку «Как прекрасно пахнут ананасы». За меня ответил Антуан.

— Он очень хотел разбогатеть. Сорок лет, а он всё ещё рядовой учитель. И война уже кончается. На войне он тоже не стал героем. И тут он узнает, что полковник Виль собирается совершить налёт на банк, но вся четвёрка уже укомплектована. Двое рядом с Вилем, они ближайшие его помощники, их не тронешь. А четвёртый, Альфред Меланже, в лесу. И он предаёт «кабанов» вместе с их командиром, чтобы занять вакансию. Заодно он получает самое надёжное в мире алиби — могильную плиту, потому что тут ему ещё раз повезло: в день освобождения Льежа погибает его кузен Поль Делагранж, и Мишель берет себе его имя, надёжно и казалось бы навеки прикрыв своё преступление могильной плитой. О том, как он переменил имя, я уже рассказывал, для большей безопасности он разделил чужую фамилию на три части. И полковник Виль безбоязненно оставляет его в Бельгии, потому что ему надо иметь тут своего человека. Мишель заработал свою долю: тридцать семь миллионов двести пятьдесят тысяч. Капитал требует вложений, и тогда он вступает в сговор с бароном Мариенвальдом… Остальное, как говорится, дело техники. Я надеюсь, что наш инспектор достойно справится с этой задачей.

— Ну что, ж друзья, — я обнял Антуана и Виллема, — дело о «кабанах» можно считать завершённым.

— Дело об особом диверсионном отряде «Кабан» и полковнике Виле только начинается, — возразила Констант, деловито защёлкивая футляр аппарата. — Это будет лучший заголовок года, но я вам его не скажу.

— Мерси, сударыня, — я поклонился.

— А теперь мы пойдём в кабачок, — предложил Антуан. — Я знаю тут одно местечко, куда, бывало, хаживали Тиль и Ламме Гудзак. Там и поговорим. Кажется, мы сегодня ещё не завтракали.

— Сначала вы пройдёте в полицию, — сурово заявил инспектор, — и я составлю протокол.

— Кончай тянуть резину, инспектор, — сказал я ему. — Мы приглашаем.

— Всё-таки вы хулиганы, — сказала Ирма по-русски, но её никто не понял.



ГЛАВА 28

— Салют, Серж! С бонжуром, ребята…

— Чао, Витторио. С благополучным.

— А-а, привет! Выражаю тебе своё полное. Как съездишенз?

— Банзай гезунд, Витю-сан. Кахен твейн делахт?

— Комси комса, или, по-нашему, абсолюман. А каки васи делаете?

— Токанава тояма, что означает в переводе: на том же уровне плюс пять процентози.

— Значит, у тебя все о'кэй?

— Ах, ребята. Если бы вы только видели! Этого ни в сказке сказать, ни пером написать, вы никогда не поверите, вы никогда не узнаете. Это надо видеть, это надо чувствовать, это надо обонять; какие шампиньоны я ел в сметане, это же умереть!

— Смотрите на него — он уцелел!

— Как же ты выжил, бедненький? Аж осунулся. Просто глядеть на него невозможно, до чего он осунулся.

— А нам оставил?

— Нам он выдаст сухим пайком.

— Честно говорю, ребята. Какие шампиньоны! Такие и в сладком сне не приснятся. Сюзанна, жена Антуана, готовила.

— Я всегда знал: в нём погиб великий чревоугодник.

— Значит, он ещё и насюзанился? Вот это парень!

— А что? Осанка у него вполне. Сразу заметно: человек ел шампиньоны.

— Клокочете мелкой завистью? Насчёт Сюзанны ты мимо дал, Сержик. Я же вам от души рассказываю. Этот Антуан, знаете, какой парень! Антуан — это человек.

— Партизан?

— Что за вопрос!

— А как по-ихнему партизан?

— Так и будет — партизан. Это же французское слово.