Борис Ельцин - от рассвета до заката   ::   Коржаков Александр

Мне даже казалось, что оно окажется предсмертным.

Журналист спрашивал о деталях отставки, о долларах, которые выносили люди Чубайса из Белого дома, о ночном заседании в офисе Березовского, о воровстве в предвыборном штабе Ельцина... Впервые перед камерой я мог предельно откровенно рассказать обо всем том, что так старательно скрывали. Хотя знал: пленку эту никто и никогда не увидит, разве что после расправы надо мной.

Мы беседовали часа три. Сидели на берегу речки, в пляжных белых шезлонгах. Пекло солнце, я отгонял слепней и вытирал пот носовым платком. Друзья растянулись на мягкой травке неподалеку, пили деревенское молоко из бидона и проверяли способности моей овчарки Берты - бросали палку и наблюдали, кому она ее принесет. Берта подбирала палку, показывала ее мне и уносила грызть в кусты.

Потом все проголодались и попросили скорее закончить историческую исповедь. Я тоже устал "разоблачать" государственных деятелей перед ничего не ведающим человечеством... Съемки были прерваны прозаично и естественно. Будто мы закончили работу над рекламным роликом про стиральный порошок.

Оператор вручил мне шесть кассет, и телевизионная группа покинула деревню. Я успокоился - теперь рано или поздно правда выйдет наружу.

Потом была встреча в редакции еженедельника "Аргументы и факты". Там накрыли роскошный стол, и во время трапезы я отвечал на вопросы главного редактора и его заместителей, Каким-то образом текст беседы попал к Черномырдину. По Москве поползли невероятные слухи: я, дескать, рассказал про больную почку Наины Иосифовны, выболтал тайны семьи президента. Сейчас ясно, кто именно обострял ситуацию. Но в тот момент я наивно переоценивал противников: надеялся, что хотя бы после моей отставки их головы будут заняты чем-то существенным, например планами проведения реформ.

Надо отдать должное "Аргументам и фактам": несмотря на утечку приватного редакционного разговора, они напечатали именно то интервью, которое я дал этому еженедельнику. Сохранили и ключевую фразу о том, что Анатолий Чубайс исполняет роль регента при больном президенте.

Печатная блокада хотя бы частично была прорвана. Ко мне повалили иностранные журналисты. Я часами просиживал под включенными юпитерами, наговаривал сотни метров магнитофонной пленки и удивлялся: почему совершенно разные люди задают абсолютно одинаковые вопросы?

К тому временя я уже начал работать над этой книгой. Диктовал на магнитофон по одной кассете в день и еще до конца не верил, что решусь сказанное опубликовать. Мне передавали, как плохо себя чувствует Ельцин и какие дерзкие планы вынашивают "победители", лишь бы только заставить меня молчать. Но чем настойчивее они добивались молчания, тем меньше оставалось желания держать язык за зубами. Такое поведение не имело ничего общего с банальным упрямством или местью. Я вдруг осознал, что ничьих разоблачений не боюсь.

За три дня до первой пресс-конференции в гостинице "Рэдиссон-Славянская" меня предупредили: все готово для моего ареста и в ближайшие часы он произойдет. Пришлось скрыться, "уехать в Разлив".

В сугубо мужской компании я поселился на подмосковной даче. Она была огорожена высоким деревянным забором, и только с верхних этажей соседних домов можно было разглядеть, кто именно прогуливается по бетонным дорожкам.

Сад был усыпан спелыми яблоками. Мы их поднимали с земли и грызли немытыми. Хозяин дачи, мой коллега, оказался на редкость практичным. Даже в период вынужденного заточенья, в стесненных бытовых условиях мы питались горячим супчиком. Он его варил из пакетиков и никак не мог правильно рассчитать количество добавляемой воды - ложки в этом супе стояли неподвижно.

Наступил день пресс-конференции.