Борисоглеб   ::   Чулаки Михаил

Она оказалась в одной рубашке. Наверное, переодевалась, когда услышала крики. Братья уставились на нее – и забыли про свою дурацкую драку.

Рубашка была почти прозрачная, мама казалась в ней особенно молодой.

– Мальчики! Мальчики! Чего вы?!

– Да ну! – сказал Борис, уставившись на мамины ноги.

– Это все он! – не удержался наябедничать Глеб, хотя тоже глядел на маму разинув рот.

– Нельзя вам ссориться, мальчики! Вы что? Вы должны всегда дружить! А как же иначе?

– Это все он, – повторил Глеб.

В другой момент Борис бы доспорил. И потому, что Глеб врал: ведь сам же все начал; и потому, что не любит ябед. Но сейчас он глазел на маму в короткой рубашке – и ему было не до спора.

– Не бойся, Мышка. Ну просто поговорили между собой, – необычным горловым голосом сказал Борис. – Давай теперь говорить вместе.

– Ничего себе – «между собой»! Мне в той комнате слышно. Я сначала подумала, телевизор.

Весь мир они узнали через телевизор. Не выходя из дома совершили несколько кругосветных путешествий.

– Мы бы и могли говорить – в телевизоре! – воскликнул Борис, осененный идеей. – И все бы смотрели. Больше чем на Ельцина.

– Смотрели бы – как на зверей! – зло ответил Глеб.

Глеб очень не любит, чтобы на них смотрели. Свои – те привыкли. А если приходят чужие – противно. Смотрят и в самом деле как на бегемотов в зоопарке. Борька тоже не любит, когда на них пялятся, но не так. Борька больше соглашатель.

– Чтобы смотрели прямо так – противно, – согласился Борис. – Вживую. А по телеку бы – ничего. По телеку – иначе. Потому что пялиться будут дома в свой ящик, а не прямо на нас. Зато заплатят.

– В цирке тоже – заплатят, – возразил Глеб, но не очень уверенно.

Довод, что смотреть будут не прямо на них, а через ящик, на Глеба подействовал. На экране все иначе. Те, кто показывается в телевизоре – особые люди. Как бы дворяне двадцатого века.

Правда, неплохо было бы похудеть ради телевидения. Здесь в своей невылазной квартире они сидят, не думая, как выглядят со стороны, а в телевизоре надо смотреться.

А еще: интересно ведь посмотреть на себя! В зеркале – не то. Вот показаться на экране – почти что снова родиться.

– Считай, Мышка, что мы тренировались перед телевизором, – окончательно успокоил маму Борис. – Репетировали. – Слово это непривычно прозвучало по отношению к братьям. – Не дрались мы вовсе, а репетировали.

Мама все еще стояла перед ними – в коротенькой рубашке.

– Значит, все в порядке, мальчики?

– А чего ты, Мышка, такая пришла? – хрипло спросил Глеб. Такая. Короткохвостая. Спать, что ли, собралась?

– Выйти надо. Как раз переодевалась.

– Перераздевалась! – захохотал Глеб.

– Ну, будьте умницами, – сказала мама. – Погода сегодня в честь вашего дня – изумительная!

Погода их не касалась, раз они восемь лет из дома не выходили. Их даже времена года не касаются.

– Ходит куда-то, – сказал Борис вслед маме. – Или к кому-то.

– К заказчикам, – подхватил Глеб. – К своему противному Палычу.

Раз отец давно их бросил, значит приходится подозревать заказчиков.

Иван Павлович тоже – заказчик. Вообще-то он какой-то экономист и приносит маме перепечатывать скучные статьи, а однажды она печатала ему целую книгу. Как начал ходить лет пять назад, так все и ходит. «Писучий очень», говорит мама. Так она называет тех, кто приносит заказы часто и помногу. От писучих авторов ей прямая выгода, но все равно она произносит это слово с насмешкой.

Писучий Иван Павлович все носит статьи, но Борис с Глебом давно поняли, что он приходит не только со своими писаниями. Однажды мама попросила его поставить розетку, и с тех пор он напрашивается на разные мужские работы. Даже недавно бачок в уборной чинил.