Братья и сестры (Пряслины - 1)   ::   Абрамов Федор Александрович

И чего только не делал Мишка - и бежал за возом, и лицо снегом растирал, - а сон так и обволакивал его. Под конец он схитрил: свалит воз, сядет на сани, настегает коня и тем временем дремлет.

И вот один раз, когда на обратном пути он задремал, ему вдруг почудилось, что его зовут. Он продрал глаза и похолодел от ужаса: его со всех сторон обступал Попов ручей - от мохнатого ельника темно, как в погребе. Слева, из самой глубины чащи, глухо стонало:

- Ми-ишка, Ми-ишка...

"Это по мою душу..." - мелькнуло в его голове. Падая ничком на подстилку, он успел хлестнуть коня.

- Мишка, Мишка, помоги!..

Голос ему показался странно знакомым. Он остановил коня, приподнялся и опасливо повел головой. Далеко в стороне от дороги, там, где ручей переходит в болотистую луговину, на снегу что-то шевелилось.

- Мишка, не уезжай... Партизан утоп...

- А, чертова кукла! - злобно выругался Мишка. - Так тебе и надо! - и он с яростью вытянул коня ременкой.

А через несколько минут, понося на все лады Дунярку, повернул обратно...

Перед самым спуском в Попов ручей (как же он раньше-то не заметил!) бугрилась свежепроезженная росстань. Ну ясно - вот на чем обхитрила. Стахановка!.. Но когда он, миновав кусты, подъехал к луговине, новая боль и отчаянье охватили его: Партизан по самое брюхо стоял в ледяном сусле. Дунярка, всхлипывая, топталась спереди жеребца, тянула его за повод. Свет месяца вспыхивал на ее оледенелых валенках.

- Дуреха, бестолочь! В прелую ручьевину залезла. Вот обезножеет жеребец, тогда узнаешь!

Мишка оттолкнул Дунярку, взял повод в руки.

- Но, Партизан, пошел, пошел... Жеребец захрапел, обдавая его паром, рванулся вперед, но передние ноги его снова провалились.

- Все, хана... - махнул рукой Мишка. - Надо жерди таскать, ручьевину мостить...

...На скотный двор приехали на рассвете.

- Где вас лешак носит? Уснули? - заорал Трофим.

- А может, они дролились? Ты почем знаешь? - усмехнулась Варвара.

- Это она... - исподлобья взглянул Мишка на Дунярку и вдруг поперхнулся.

Дунярка стояла поникшая, жалкая, ковыряя обледенелым валенком грязный снег. По смуглым, осунувшимся щекам ее текли слезы. И тут Мишка неожиданно для себя пробормотал:

- Завертка у саней лопнула...

Лихачев пришел в ярость, когда утром, возвращаясь из сельсовета, увидел Партизана в упряжке. Как! Армейский боевой конь! Фондовская единица! Сколько раз говорено этому старому пентюху Ефиму: никаких сельскохозяйственных работ! Так нет, не успел отвернуться - в сани с навозом, как последнее быдло...

Лихачев был заядлым лошадником - в конях разбирался, знал в них толк не хуже любого цыгана. Десять лет он возглавлял конский обоз леспромхоза и чуть не каждый год обновлял свою кавалерию. Война сбила его с насиженного места, но и не призвала к себе. Еще мальчишкой, роясь в песке на старом стрельбище, он наткнулся на забавную штуковину - тяжелую проржавленную чушку с длинной рукояткой. Чушка за ненадобностью - одна ржавчина - полетела в сторону, а вот медный патрон с прозеленью, извлеченный из нее, Харитонку заинтересовал. Прячась от товарищей, он забежал в ближайшие сосны и начал легонько выстукивать патрон о камень. Взрывом навсегда унесло три пальца с левой руки...

Осенью сорок первого года, когда в районе пошла небывалая перетряска кадров, Лихачева назначили председателем колхоза. Десять лет на руководящей, команду знает, чего же еще?

В новой должности Лихачев не изменил своим привычкам. Каждое утро, перед тем как отправиться в правление, он заглядывал на конюшню. Мимо костлявых, мохнатых клячонок, понуро стоявших на сквозняке, он проходил, судорожно перекосив рот, но когда в дальнем утепленном углу, заслышав его шаги, всхрапывал белогривый красавец жеребец, суровое лицо Харитона светлело от улыбки...

Лихачев, дрожа от гнева, начал заворачивать коня.