Было   ::   Фолкнер Уильям

Дядя Бак спустил подтяжки, расстегнул штаны, подошел к кровати, осторожно сел на край, а он опять стал на колени, стянул штаны с дяди Бака, потом стал снимать свои; дядя Бак тем временем отвел москитную сетку, поднял ноги и улегся на кровать. Тут мисс Софонсиба села на кровати позади дяди Бака и крикнула первый раз.

III

На другой день он приехал домой только к обеду - к почти без сил. Он так устал, что даже есть не мог, хоти дядя Бадди решил прежде всего накормить его обедом; если бы ему пришлось проехать еще милю, он ус-пул бы в седле. Он и уснул - наверное, пока рассказывал дяде Бадди, - а когда проснулся, день подходил к концу, и он лежал в сене на дне тряской повозки, а дядя Бадди сидел над ним на скамье точно так же, как сидел на лошади или в своей качалке перед плитой, когда стряпал, и кнут держал точно так же, как ложку, которой мешал, или вилку, которой пробовал еду. Дядя Бак припас для него хлеба с холодным мясом и кувшин пахты, завернутый в мокрую мешковину. Он поел, сидя в повозке, уже под вечер. Ехали они, наверное, быстро, потому что до дома мистера Хьюберта оставалось не больше двух миль. Дядя Бадди подождал, пока он доест. Потом попросил: "Расскажи еще раз", - и он рассказал все снова: как они с дядей Баком отыскали в конце концов свободную комнату, и дядя Бак сидел на кровати, повторяя: "Что за напасть, Кас. Что за напасть", - потом услышали шаги мистера Хьюберта на лестнице, коридор осветился, вошел мистер Хьюберт в ночной рубашке, поставил на стол свечу и стал, глядя на дядю Бака.

- Да, Фил, - сказал он. - Все-таки она вас поймала.

- Это получилось нечаянно, - сказал дядя Бак. - Клянусь бо...

- Ха, - сказал мистер Хьюберт. - Зачем вы мне говорите? Скажите ей.

- Я говорил, - сказал дядя Бак. - Говорил. Клянусь бо...

- Понимаю, - сказал мистер Хьюберт. -- Однако вы послушайте.

Они послушали с минуту. Он-то слышал ее все время. Это было совсем не так громко, как вначале; но нескончаемо.

- Не хотите ли зайти туда и еще раз объяснить, что это нечаянность, что у вас и в мыслях ничего не было, и пусть она вас извинит и все забудет? Извольте.

- Что - извольте? - спросил дядя Бак.

- Зайдите туда и скажите ей еще раз, - объяснил мистер Хьюберт.

Дядя Бак смотрел на мистера Хьюберта. И часто моргал.

- А потом выйду оттуда - и что вам скажу? - спросил он.

- Мне? - сказал мистер Хьюберт. - Ну, это уж, по-моему, другой разговор. А по-вашему?

Дядя Бак посмотрел на мистера Хьюберта. И опять часто заморгал. Потом опять перестал.

- Подождите, - сказал он. - Будьте разумны. Допустим*, я вошел в спальню к даме, пусть даже к мисс Софонсибе; допустим на секунду, что кроме нее нет на свете больше ни одной дамы, и вот я к ней вошел и пытался лечь к ней в постель - неужели я возьму с собой девятилетнего мальчика?

- Я-то совершенно разумен, - возразил мистер Хьюберт. - По собственной доброй воле вы забрались в медвежий угол. Дело ваше; вы взрослый человек, вы знали, что

это медвежий угол, знали, как сюда забраться и как отсюда выбраться, знали, чем рискуете. Но нет. Вам надо было влезть в берлогу и лечь с медведем рядышком. А знали вы или не знали, что в берлоге медведь, - не имеет значения. И если бы вы выбрались из берлоги: без единой царапины, я был бы не то что неразумным, я был бы круглым дураком. Честное слово, мне тоже хочется немного покоя, тишины и свободы, и теперь у меня есть надежда на это. Да, да, почтенный. Она поймала вас, Фил, и вы это понимаете. Вы славно бегали и долго не сдавались, но знаете, повадился кувшин по воду...

- Да, - сказал дядя Бак. Он глубоко вздохнул, медленно, тихо выпустил воздух. Но все равно было слышно. - Что ж, - сказал он. - Значит, остается только рискнуть.

- Вы уже рискнули, - сказал мистер Хьюберт. - Когда вернулись сюда. Вдруг и он умолк. И поморгал, но недолго - всего раз шесть. Потом перестал моргать и больше минуты смотрел на дядю Бака. - Как это рискнуть?

- А пятьсот долларов, - сказал дядя Бак.

- Какие пятьсот долларов? - сказал мистер Хьюберт.