Человек в углу   ::   Пьецух Вячеслав

Но, с другой стороны, род человеческий как раз выбрал себе путь физического и духовного обнищания через постоянно расширяющийся круг всевозможных благ, научно-технический прогресс и расслабляющее общественное устройство. Следовательно, человечество само обрекло себя на вырождение вида, последовательно двигаясь от простого и здорового к сложному и больному, и это больше всего похоже на неосмысленное стремление к суициду. К тому все, кажется, и идет: человек окончательно ослабнет, разумная жизнь на Земле пресечется и настанет вечная тишина. Если, конечно, люди своевременно не стакнутся с ангелоподобными существами на тот предмет, чтобы перенять их опыт организации здоровой и долгой жизни...

Слева и справа раздались оглушительные ружейные выстрелы, и Валентин Эрастович не сразу сообразил, по кому и зачем палят; впоследствии оказалось, что егеря выгнали на номера здоровенного косача. Целиковский, подчиняясь какому-то неясному побуждению, тоже решил стрельнуть; он повертел в руках духовое ружье, нажал на скобу, потом на какую-то пупочку, заглянул в ствол, интересуясь, отчего ружье не стреляет, но как раз тут и раздался выстрел: пулька пробила левую ушную раковину, и на снег закапала кровь неправильного, кирпичного цвета, похожего на цвет ягоды бузины, которая там и сям виднелась между темными ветвями и белым-пребелым снегом.

- Так тебе и надо, старый дурак! - сказал сам себе Целиковский. - Не лезь куда не надо, а сиди сиднем в своем углу!

По дороге домой он разглядывал огромную тушу добытого косача, похожего на спящего бегемота, с желтыми вытаращенными клыками, с мутными полуприкрытыми глазными яблоками, и ему было нестерпимо совестно от того, что он, единственный провидец на все восточное полушарие, по легкомыслию участвовал в таком безобразном деле. Думалось вот о чем: если путь очищения от скверны цивилизации и культуры лежит через такие мерзости, как охота, то уж пусть лучше человечество погибнет в силу цивилизации и культуры.

Инспектор вполголоса жаловался генералу Букетову, указывая глазами на Валентина Эрастовича:

- Всю настроению мне испортил...

На другой день, едва поднявшись с постели и позавтракав холодной картошкой с хлебом, Целиковский засел между печкой со стороны лежанки и крашеной тумбочкой у стены. Еле слышно бубнила радиоточка, печь источала вчерашнее, не пахнущее тепло, безумная дочь Татьяна храпела во сне, как пьяный мужик, верхние стекла окон светились предрассветной голубизной, тоскливо, по-собачьи выл сменный гудок на фабрике "Красный мак". А мысли все хорошие, светлые двигались в голове: это ничего, что жизнь, в сущности, кончена, поскольку так и не удалось разжиться барсучьим жиром, верным средством против отмирания всех частей, зато человечество лет через сто одумается наконец и войдет в сношения с ангелами, которые обучат его спасительной методике бытия; тогда наступит искомый "золотой век", когда все люди станут братьями, сама собой отпадет проблема хлеба насущного, когда государство из мрачного соглядатая превратится в добродушного дядьку, когда планета безболезненно избавится от негодяев и дураков; это время наступит сравнительно скоро и непременно, ибо не может такого быть, чтобы род людской, дивно приблизившийся к ангельскому обличью, выдумавший аэроплан, музыку, детекторный радиоприемник, литературу, - планомерно двигался бы к нулю...

Кто-то продолжительно и властно стучал в окно, но Валентин Эрастович не услышал стука и поэтому немало был удивлен, когда дверь в комнату распахнулась и перед ним предстал генерал Букетов.

- Вот зашел вас проведать, - весело сказал он, сверкнув металлическими зубами. - Как настроение, ухо как?

- Настроение трогательное, - ответил ему Целиковский, - а на ухо наплевать, потому что оно все равно не слышит.