Черные лебеди   ::   Райнов Богомил

И если для тебя искусство – иллюзия, то вини не его, а себя.

Это был их первый разговор об искусстве. Несколько фраз в толпе людей, снующих по магазинам под моросящим осенним дождем. Первый, за которым последовало столько других. И может, потому, что он был первый, она не поняла смысла этих слов, но не сомневалась, что он прав, и радовалась, что искусство – не иллюзия, а истина. Он всегда бывал прав. К счастью или к несчастью.

А счастье часто улыбалось ей в ту пору. Сначала – та генеральная репетиция. Потом сюрприз в новогодний вечер. Они решили встретить Новый год вдвоем, поскольку им обоим не хотелось идти к тетке, а больше идти им было некуда. Они застелили стол чистой скатертью и даже позаботились о том, чтобы вместо обычных сосисок приготовить курицу в духовке. И когда Виолетта вышла на кухню, чтобы принести курицу, послышалась музыка.

Она решила, что отец включил радио, но, вернувшись в комнату, увидела, что шкала приемника не светится. Звуки долетали из приоткрытой двери в спальню, и девочка поспешила туда с противнем в руках и уже с порога увидела проигрыватель, из массивного пластмассового ящика которого вырывались первые тихие такты вступления.

– Ой, папочка…

Третьего счастья пришлось ждать дольше. Оно улыбнулось ей летом и было для нее величайшим праздником. Ее приняли в балетное училище. После стольких волнений. И стольких бессонных ночей.

Они пошли с отцом смотреть списки, и он ждал ее, стоя поодаль, чтобы не толкаться среди других и не показывать, как он ужасно волнуется, но он, конечно же, волновался, и когда она бросилась к нему с просветлевшим лицом, на котором достаточно ясно читалась радостная новость, отец обнял ее и поднял на руки – хотя ей исполнилось уже десять, она была еще совсем крошечная, – и поцеловал ее в щеку.

Он волновался не так, как она, а по-своему, и ее мечта незаметно превратилась в его мечту, но она поняла это гораздо позже. Ее мечта, в сущности, была продолжением его юношеской мечты о большом искусстве, и хотя ему было удобнее делать вид, что он доволен достигнутым, в душе он совсем не был доволен и прекрасно сознавал, что стал всего лишь средней руки музыкантом. И вот теперь у него появилась возможность продолжить свой путь к великой цели и приблизиться к ней на расстояние другой жизни, ее жизни, и увидеть, хотя бы издали, свое дитя поднявшимся к тем высотам, которые остались недостижимыми для него самого.

Он назвал ее Виолеттой из любви, которую с юных лет питал к «Травиате», но тогда ему, вероятно, и в голову не приходило, что у его дочери будут какие-то другие точки соприкосновения с искусством, кроме имени оперной героини. И вдруг дело приняло серьезный оборот.

– Так, значит, мы уже готовы к балету? – спросил он ее вечером того же дня.

Она кивнула.

– А также к славе, успехам, аплодисментам?

Она только опустила глаза. Никому, даже ему, не решалась она говорить о своих мечтах.

Задумчиво поглядев на нее, он произнес:

– Но готова ли ты к испытаниям, мукам и подвигу?

Это патетическое восклицание показалось ей почти смешным.

– Но, папа, я же не воевать собираюсь…

– Да, конечно. Но ты думаешь, что тебя ждет более легкое дело? Бой кончается, один гибнет, другой побеждает. А тебе предстоит долгий путь к далекой цели. Ты решила посвятить себя искусству… А как прийти в него? Нельзя прийти в искусство, не совершив подвига. Путь в искусство – это подвиг.

До той минуты она вовсе не была готова к такому героическому походу, какой, по словам отца, ей предстоял. Она воображала, что у нее впереди не испытания, а волшебное царство красоты. Но она привыкла верить отцу и решила готовиться к подвигу.