Большая скука   ::   Райнов Богумил

- Поначалу чуть было не поймались, но потом нам стало ясно, что нас ловят на крючок. В центре знают, что ты не способен на предательство.

- Боялся, что поймаетесь, - повторяю я, с сожалением отодвигая от себя копченую рыбу. - Особенно когда потерял связь...

- Связь была потеряна отчасти по твоей вине.

- Почему по моей?

- Потому что связного взяли уже на следующее утро, когда он регистрировал твой билет.

- А пленки?

- Пленки, к счастью, были уже переправлены. А связного взяли. Но ничего... Он объяснил, что билет ему дал какой-то турист, попросил его об этой услуге за небольшое вознаграждение. Полиция, конечно, не поверила, но объяснение было вполне правдоподобным, поскольку человек работает в справочном бюро при вокзале и постоянно имеет дело с туристами. Так что в конце концов его отпустили.

- Но в следующий вторник опять никто не пришел.

- Как же могло быть иначе? Не могли же мы послать другого человека, пока не удостоверились, что тот не сообщил полиции пароль, место встреч и все прочее. Не могли же мы сами толкнуть тебя в западню. А когда все было установлено, вторник уже прошел.

- А я, грешным делом, подумал, что вы клюнули...

Борислав достает пачку "Кента", закуривает и бросает сигареты на стол.

- Ты, я вижу, опять стал курить? - поинтересовался я.

- Что делать...

- Не курить, - говорю в ответ и снова закуриваю.

Первая сигарета оказывает на меня такое же действие, как в том сне, который я видел с открытыми глазами. Правда, тогда в роскошном холле на Зендербульваре я курил стоя, а сейчас сижу, и не в каком-то холле, а в добропорядочной столовой немецкого парохода.

- Послушай, ты действительно разделался с тем негодяем?.. спрашивает Борислав.

- Они сами с ним разделались.

И я снова принимаюсь за свое:

- Когда увидел давеча, как ты смотришь и делаешь вид, что не узнаешь меня, невольно подумал, что вы от меня отреклись.

- Глупости, - взволнованно отвечает мой друг. - Разве родина может отречься от своего верного сына?

Как видно, я и в самом деле поглупел в одиночестве. Я делаю затяжку и в дремотном блаженстве вслушиваюсь в ровный гул двигателей.

И вдруг ловлю себя на том, что снова начинаю беседовать про себя.

"Слышишь, Уильям, - говорю. - Родина никогда не отречется от своего сына. Запомни это хорошенько, приятель".

- Ты как будто дремлешь... - слышится откуда-то издалека голос Борислава.

- Тебе показалось. Просто я закончил один длинный разговор.