Большая стрелка   ::   Рясной Илья

И наконец в жизни Художника произошло несколько судьбоносных и закономерных событий.

— Пора к делу приучаться, — заявил однажды Зима. — В десять вечера приходишь ко мне.

— Зачем?

— Узнаешь.

Этой ночью они подломили магазин. В жестяном несгораемом ящике находилась выручка и деньги для зарплаты.

— Учись, волчонок, — сказал Зима, раскладывая инструмент.

Художник светил фонариком, и в желтом бледном свете Зима принялся за дело.

На ящик ему понадобилось пятнадцать минут, хотя Художнику казалось, что эту жестяную коробку вскрыть человеку вообще не под силу. Вытерев рукавом пот со лба, Зима перевел дух, потом распахнул дверцу и вытащил несколько тугих пачек денег. Свалил их в сумку и приказал резко:

— Двигаем отсюда в темпе вальса. Увидев, что Художник хочет прихватить со стола какую-то безделушку, ударил его по руке и прикрикнул:

— Назад… Никогда не связывайся с вещами, если можешь взять деньги.

Когда они добрались до дома Зимы, Художник дрожал — не от страха, а от возбуждения. Ему было сейчас море по колено. Он пришел с первого своего дела!

При свете настольной лампы Зима вывалил на стол деньги. Художнику показалось, что их очень много.

— Ух ты, — прошептал он.

— Нравится?

— Неплохо.

— Рот не разевай особенно. Треть — наводчику. Наводка верная. Человек заработал.

— А если бы неверная была?

— Тогда бы он нам заплатил. Если говоришь, что там должно быть десять тысяч, значит, отвечаешь за слова. Ясно?

— Да.

— Ну и тебе перепадет… Или не перепадет, а?

Художник пожал плечами:

— Как скажешь.

— Правильно, волчонок. Не верь, не бойся, не проси — основные заповеди. Да?

— Да.

— На, на мороженое, — от общей кучи Зима отмерил пачку. — Да бери, не укусят.

Уже позже, вспоминая эту добычу, Художник трезво осознавал, что была она не особенно велика. Но тогда он ощущал себя так, как если бы получил наследство от Рокфеллера.

— Только мошной особо не тряси и не трепи никому языком, — напутствовал Зима. — А то быстро на нарах куковать будем.

— Я знаю, — кивнул Художник.

Он не собирался шиковать напоказ, хвастаться. Он просто наслаждался тем, что на некоторое время отступила нищета, в тюрьме которой он томился всю жизнь — все деньги в семье быстро пропивались матерью.

А еще через два дня в Ахтумске произошло другое знаменательное событие. Случилось это на квартире Людки, где собирался отчаянный блатной народ, лилась рекой водка, бывали доступные девки.

— На, — Зима протянул стакан водки Художнику. — Сегодня можно. Поработали хорошо.

Художник проглотил с натугой обжигающую жидкость — раньше Зима не баловал его горячительными напитками, — и все поплыло перед глазами.

А потом развязная, полупьяная подруга Людки поволокла его в тесную, душную спальную. Там все и произошло.

Утром после этого им овладело странное чувство: с одной стороны — ликование, легкость, будто у него выросли крылья; с другой стороны — будто он, поднявшись высоко, бултыхнулся в самую грязь…

Звонок сотового телефона развеял дым воспоминаний.

Художник протянул руку к трубке, включил ее и услышал:

— Художник?

— А кто же еще.

— Этих троих, ну, в общем, все… Но тут проблема.

— Что-что? Какая такая проблема? — .спросил Художник.

— Бумаг при нем не было.

— Должны были быть!

— Там мусор, а не бумаги.

— Дома не оставил?

— Вряд ли.

— Ладно. Давай ко мне…

— Стоять, суки! РУБОП!

Прибалт оказался быстр, рука его нырнула за пазуху. По оперданным, он постоянно таскал за пазухой взведенный шестнадцатизарядный пластмассовый «глок» и не раз демонстрировал готовность пустить его в ход. Но такого шанса ему предоставлять никто не стал.