Дай Мне!   ::   Денежкина Ирина

Какой-то широкоштанинный с размаху бил его цепью.

– Ты чё?

Рядом со мной стоял тот самый 12-летний, внимательно всматривался в лицо. Мальчик как мальчик. Грязноват, коротко стрижен, в футболке с надписью «Fuck the stupid chicks». У него были такие неиспорченные светлые глазки, что я почувствовала себя умудрённой опытом девахой и важно сказала:

– Ну вы суки позорные… – и повторила, подумав. – Суки. И козлы.

Всё-таки двадцать на одного – это плохо. И пусть это хмырь, на которого мне ха-тьфу. Но! Принцип.

Мальчик задумался, сжав губы, а потом весело ответил:

– Он Деню отъебашил со своей бригой. Он ему голову раскроил!…

– Всё равно… – стушевалась я.

– Чё всё равно-то? Ну ты чё?

«И правда,» – подумала я – Меня никто бить не собирается, наоборот, со мной так вежливо разговаривают, смотрят глазами».

Я пожала плечами.

К нам подошёл высокий рэппер, звеня цепью.

– Привет! – сказал он низким голосом.

– Ага…

У него уши топорщились из-под кепки, лицо острое, глаза наглые. Руки красивые, руки – это да. Руки мне понравились.

– Ну пока, товарищи, – сказала я и решительно протиснулась между мелким и рэппером. Тут же красивые руки преградили мне дорогу.

– А где вы живёте?

– На Жени Егоровой!

Рэппер округлил глаза и хмыкнул. Не переставая, впрочем, стоять, как шлагбаум, растопырив руки.

– Это за три пизды, нигер, – радостно сообщил мелкий.

– А дай мне телефон, – обратился ко мне рэппер, не слушая.

Я опять пожала плечами и протараторила номер. Чем быстрее скажешь, тем быстрее отвяжутся. Нигер записал цифры на ладони, вернул мне ручку. Мелкий хлопал ресницами, вперив взгляд в рэппера.

– Деня там живёт, он проводит, – уверенно ответил ему Нигер, держа меня в осаде.

Через полчаса у меня закладывало уши в метро, а рядом сидел и пялился в пространство тот самый Деня. Которому мой хмырь болотный пробил башку. Шрам был отчетливо виден – зашит и смачно полит зелёнкой. Сам Деня походил на актёра Райана Гослинга из «Фанатика». Такой же бритый, глаза в кучку, нос прямой, губы клювом. Но в целом, ничего себе, симпатичный. Не приставал – и то ладно. А то я уже испереживалась насчёт своих голых ног и майки в обтяжку. Сидела, всё-таки напружинившись. Мало ли!

Деня молча довёл меня до дома, сделал ручкой и пошёл обратно. Я сиганула в подъезд, краем глаза в сотый раз отметила на стене надпись «WU-TANG Clan» и, заскочив в лифт, облегчённо вздохнула.

– Илья звонил, – сообщила мама. – И вообще, сколько можно? Ночь на дворе, а она ходит неизвестно где! Последний раз чтоб такое было! – постепенно расходилась она, подогревая негодованием сама себя. – Чтоб никаких Илей… Ильёв…

Я закрыла дверь в комнате, включила компьютер. Под его урчание набрала номер.

– Да? – ответил Ляпа.

– Звонил?

– Звонил.

– Я дома.

– Это хорошо. Звони как-нибудь. У нас в «Молоке» концерт скоро. Я тебя возьму.

– Ладно.

– Пока.

– Пока.

Я повесила трубку. Ну блин, Ляпа! Ну сколько можно быть такой мёртвой рыбой? Точнее, не мёртвой, а мной не интересующейся. Как так? Да за мной любой парень побежит, только посмотри на него подольше. А на Ляпу я смотрю-смотрю и без толку. Сидит, курит, глаза отворачивает. Или на репетициях все наперебой меня развлекают (особенно Крэз), а этот барабанит себе, отвернувшись. Один раз порезал палец о разодранную тарелку. Кровь текла на его тёмно-зелёные шорты, он остервенело всасывался в порез, мазал кровь на стену. Барабаны – в бурых брызгах. Я сидела и думала: дать ему платок? Волкова пихала локтем, мол, дай. Но… как-то не так было, я не могла сказать: «Ляпа, на, завяжи свою рану». Не знаю, почему. Он на меня не смотрел. Ему мои платки, наверное, были не нужны.