Декаданс   ::   Гари Роман

Говорю вам, у них не осталось ничего святого. Гниль. Не стоило бы оставлять здесь наши войска: это заразно. А это?.. Это что за похабщина?

Он нацелил свою сигару на бесформенную глыбу цемента, ощетинившуюся огромными кривыми иглами и ржавыми гвоздями и стоявшую в самом центре гостиной. Майк молчал. Его ноздри поджались, и он пристально смотрел на Карлоса. У него были серые, холодные глаза, и ощущать на себе этот взгляд было не очень приятно. Вдруг я заметил, что он сжал кулаки. Передо мной снова был легендарный Майк Сарфати, король докеров Хобокена, человек, заставивший отступить Костелло, Лучано, пятерых братьев Анастазиа и самого Спивака Чумазого, человека, который в течение пятнадцати лет был единоличным хозяином, после Бога, на набережных Нью-Йорка.

-- У типа, который это сделал, не все дома,-- решительно заявил Карлос.-- Его следует поместить в психушку.

-- Это одно из моих последних произведений,-- сказал Майк.-- Это сделал я.

Наступила гробовая тишина. У Карлоса глаза полезли на лоб. По лицу Ловкача Завракоса пробежали настоящие электрические разряды: казалось, его черты пытаются удрать.

-- Это сделал я,-- повторил Майк.

Он казался не на шутку разозленным. Он буравил Карлоса взглядом хищной птицы. Карлос, похоже, колебался. Он вытащил свой платок и промокнул лоб. Инстинкт самосохранения, однако, взял верх.

-- Ах, вот как! -- сказал он.-- Поскольку это сделал ты...-- Он с отвращением посмотрел на "скульптуру", затем, по-видимому, решил о ней забыть.-- Мы пришли, чтобы поговорить с тобой, Майк,-- сказал он.

Майк его не слушал. Он с гордостью взирал на глыбу цемента, утыканную гвоздями и иглами, и когда он начал говорить, то сделал это удивительно мягко -- с каким-то восхищением в голосе,-- и вновь выражение удивления, почти простодушия, промелькнуло у него на лице.

-- Ее репродукцию напечатали в "Альто",-- сказал он,-- на обложке. Здесь это лучший журнал по искусству. Они говорят, что мне удалось передать четвертое измерение -- измерение пространства -- время, понимаете, Эйнштейн и все такое. У меня этого и в мыслях не было, естественно: никогда не знаешь, что ты в действительности создаешь, всегда присутствует элемент тайны. Подсознание, конечно. Это породило немало споров. Поскольку я финансирую журнал, развернулась самая настоящая полемика. Но эти ребята -сама честность. Их невозможно купить. У них свои принципы. Это из моих поздних работ, но внизу у меня есть и другие вещи. Они в мастерской.

-- Мы пришли поговорить с тобой о делах, Майк,-- повторил Карлос сдавленным голосом.

Мне показалось, что он боится встать с кресла. Но Майк был уже у дверей.

-- Вы идете? -- крикнул он нам с нетерпением.

-- Да, Майк,-- сказал Карлос.-- Да. Мы идем.

Мы пересекли экзотический сад с павлинами и фламинго, свободно прогуливавшимися среди каменных монстров, которые Майк поглаживал мимоходом.

-- Вот это -- обнаженная натура Мура,-- объяснил он.-- Это Бранко. Заметьте, он уже немного устарел, конечно. Я приобрел их три года назад. Они были пионерами, предвестниками, их творчество ведет прямо ко мне. Все критики здесь это мне говорят.

Карлос бросил на меня взгляд, полный отчаяния. В другом конце сада стоял стеклянный домик, крыша которого -- из алюминия -- начиналась у самой земли и образовывала нечто вроде русской горки, прежде чем коснуться земли снова.

-- Это работа Фиссони,-- сказал Майк.-- На мой взгляд, лучшего итальянского архитектора. Он коммунист. Но вы знаете, здешний коммунизм не имеет ничего общего с нашим. В нем нет ничего разрушительного. Все происходит исключительно в голове. Он очень интеллектуален. Почти все лучшие художники и скульпторы здесь коммунисты.

У Карлоса вырвалось нечто похожее на стон.