День русского едока   ::   Сорокин Владимир Георгиевич

- Сильно?

- Коленкой хуякнула меня...и пошла...

- Она здоровая, правда? - Шноговняк промокнул салфеткой губы.

- Мосластая.

Они замолчали, приводя себя в порядок. Из приглушенного динамика доносилось происходящее на сцене. Раздался грозный голос Бермана, визг детей и наглый хохот евреев.

- А что же Понизовский? - Шноговняк встал, расстегнул свой синий фрак.

- Понятия не имею.

- Они еще с "Карманным бильярдом" не запустились, а тут - " Наковальня".

- Да ну их ... - потянул узел пестрого галстука Оболенский. - Я с ОРТ нахлебался весной.

- Денег нет у Сашки, а амбиций до хера, - Шноговняк быстро раздевался.

- У-у-у! Амбиций...- Оболенский потер короткую, прыщеватую, как и лицо, шею. - Амбиций, блядь, у нас хоть отбавляй. Они с этим ебаным "Новым веком" столько крови мне попортили. Ритка Мосина вообще договор порвала и ему в морду кинула.

- А ты?

- А я мягкий человек, Ваня.

В столе Шноговняка зазвонил мобильный. Он выдвинул ящик, взял трубку:

- Да. Да, кролик. Да, отмудохались. Да. Чистим перышки с Эдиком. И он тебе тоже шлет.

- Шлю, шлю... - зевнул во весь огромный рот Оболенский. - Когда на новоселье пригласите?

- Кролик, Эдик спрашивает, когда на новоселье пригласим. Нет, это по-боку. А? Да. Окей. Да нет, мы просто слегка расслабиться хотели. Нет, ну что ты. Да нет. Ну...Кролик, мы не дворовые ребята. По углам не гадим. Да. Конечно. Не ложись. Все. Чао, чао.

Он положил мобильный на подзеркальный стол.

- Чего там? - Оболенский причесывал редкие, кишащие перхотью волосы.

- Контроль-контроль.

- А с новосельем? Зажмете, гниды, как с дачей.

- Через недельку, Эдик.

- Да, да. А через недельку - еще через недельку.

- Аж не ебаться, Эдь. Клянус, чэстный слово, блад.

- Оленька у тебя была поширше, в смысле "гуляем по буфету".

- Кто старое помянет...

- А кто забудет - два. Помнишь на Ломоносовском тогда? Каждый вечер, каждый вечер. А теперь - через недельку, через недельку.

- Ну, не наезжай.

- Воспитывать жену надо.

- У нас демократия, - Шноговняк встал, натянул кожаную куртку. - Ну, двинули?

Оболенский надел синий клубный пиджак, поправил полосатый галстук:

- Да...Чего ж это я так уставать стал?

- Ебешься мало.

- Это точно... - Оболенский зевнул и потянулся, подняв над головой непропорционально короткие руки. - Слушай, а может все-таки на банкет останемся?

- Оставайся, если хочешь. Но я этого козла видеть не могу.

- Надо попросить Соколова, чтоб он вас официально помирил.

- Ага. Коллективную телегу накатайте: "Господин министр культуры, убедительно просим, блядь, культурно помирить двух непримиримых врагов".

- Чтобы наша отечественная культура не несла досадные убытки... Оболенский встал, прощально осмотрел свое лицо в зеркале. - Мда. Здоровый цвет утраченных иллюзий.

- Ну, что, русские свиньи, кто хочет свежей детской кровушки? раздался из динамика грозный голос Бермана и негодующий рев зала. Берман злобно захохотал.

- Вот у кого атом в жопе, - закурил Шноговняк.

- Там не атом. Там, блядь, синхрофазатрон, - Оболенский  засеменил к выходу.

Через полчаса они уже были в ресторане "Молочные реки" и сидели голые, друг против друга в большой синей ванне, полной бурлящего молока. В полупустом бело-сине-зеркальном зале находились еще три пары. Органист на перламутровой сцене в форме ракушки наигрывал русские мелодии. На разделяющей Шноговняка и Оболенского мраморной доске стоял запотевший графин с водкой и тарелка с солеными груздями.

- Все у них ничего, но почему упор на русскую кухню? - Оболенский наполнил стопки водкой.

- Молочные реки, кисельные берега, - потушил окурок Шноговняк. Сивка-бурка, вещий каурка...

- Здесь китайские черные яйца неплохо бы смотрелись.

- На молочном фоне?

- Ага.

- Эстет ты ебаный.

- Тем и живы, - Оболенский поднял стопку.