Дети свободы   ::   Леви Марк

Что же произошло? Вокруг меня все замерло в оцепенении, у меня украли жизнь просто потому, что я еврей, и одного этого множеству людей достаточно, чтобы желать мне смерти.

Братишка ждет у меня за спиной. Он угадывает, что происходит что-то важное, и покашливает, желая напомнить о своем присутствии. Жак кладет мне руку на плечо.

– Пошли отсюда, не стоит здесь торчать. Это одна из первых заповедей, которую ты должен усвоить: никогда не стоять на месте, именно так и обращаешь на себя внимание. Парень, который ждет на улице, в наше время неизбежно вызывает подозрение.

И вот мы с ним шагаем по тротуару темной улочки, а Клод идет за нами по пятам.

– Возможно, у меня найдется для вас работенка. Сегодня вечером будете ночевать в доме номер пятнадцать по улице Рюисо, у мамаши Дюблан, она сдает комнаты. Скажете ей, что вы оба студенты. Она наверняка спросит тебя, что стряслось с Жеромом. Ответишь, что пришли на его место, а он вернулся на север, к своей семье.

Из его слов я вывел, что это пароль, который обеспечит нам крышу над головой, а может быть, кто знает, даже натопленную комнату. Решив серьезно войти в роль, я спросил, кто такой Жером, - нужно же быть в курсе на случай, если мамаша Дюблан захочет разузнать побольше о своих новых постояльцах. Но Жак тут же вернул меня к суровой действительности.

– Он погиб позавчера, через две улицы отсюда. И если на мой вопрос "Хочешь ли ты воевать как солдат?", ты твердо решил сказать "да", то знай, что это человек, которого тебе предстоит заменить. Сегодня вечером к тебе кое-кто наведается в гости. Он скажет, что пришел от Жака.

Я понял, что Жак не настоящее его имя, И еще мне стало ясно, что стоит примкнуть к Сопротивлению, как с прошлой жизнью будет покончено, а вместе с ней исчезает и ваше имя. Жак сунул мне в руку конверт.

– Пока будешь платить за жилье, мамаша Дюблан не станет задавать лишних вопросов. И еще: вам нужно сфотографироваться, сходите на вокзал, там делают моментальные снимки. Ну, а теперь сваливайте. Будет случай, еще увидимся.

И Жак ушел. На углу его длинный силуэт растаял в вечерне - й мороси.

– Ну, пошли? - сказал Клод.

Я повел брата в кафе; мы взяли только горячий кофе, чтобы согреться. Сидя у окна, я смотрел на трамвай, ползущий по широкой улице.

– Ты уверен? - спросил Клод, осторожно касаясь губами дымящейся чашки.

– А ты?

– Я уверен лишь в том, что умру, а больше ничего не знаю.

– Если мы вступим в Сопротивление, то для жизни, а не для смерти. Понятно?

– Откуда ты знаешь?

– Мне Жак только что сказал.

– Ну, если Жак сказал…

Мы долго молчали. В зал вошли два милиционера, они уселись за столик, не обращая на нас никакого внимания. Я испугался - вдруг Клод сделает какую-нибудь глупость, но он только пожал плечами. У него бурчало в животе.

– До чего ж есть хочется, - сказал он. - Сил больше нет ходить голодным.

Мне было стыдно смотреть в глаза семнадцатилетнему парню, который жил впроголодь, стыдно за собственное бессилие, но сегодня вечером мы, может быть, вступим наконец в Сопротивление, и тогда многое изменится, я был в этом уверен. К нам снова придет весна, как скажет однажды Жак, и в один прекрасный день я поведу своего младшего братишку в булочную и накуплю ему кучу пирожных, всех, какие только есть на свете, пускай наедается досыта, до отвала, - и эта весна станет самой светлой весной в моей жизни.

Мы вышли из бистро и, забежав ненадолго на вокзал, отправились по адресу, указанному Жаком.

Мамаша Дюблан ни о чем не стала нас расспрашивать. Только сказала, что Жером, видать, не очень-то держится за свои пожитки, если взял да уехал в чем был. Я вручил ей деньги, и она дала мне ключ от комнаты на первом этаже; дверь выходила прямо на улицу.

– Это на одного человека! - предупредила она.