Детоубийцы   ::   Бласко Висенте Ибаньес

На недалекомъ разстояніи носились дв темныя птипы, которыя то нырялйи, то посл долгаго промежутка вновь показывали свои головы, развлекая пассажировъ своими пріемами ловли рыбы. Тамъ дальше, въ заросляхъ на большихъ островахъ изъ тростника л_ы_с_у_х_и и з_е_л_е_н_ы_я ш_е_й_к_и при приближеніи барки улетали, но медленно, какъ бы чуя, что народъ этотъ мирный. Нкоторые пассажиры при вид ихъ раскраснлись отъ волненія. Какъ ловко можно было бы ихъ подстрлить! Почему запрещаютъ стрлять безъ разршенія, какъ каждому захочется? И между тмъ, кауъ воинственные среди пассажировъ возмущались, со дна барки слышался стонъ больного, и С_а_х_а_р_ъ, опаляемый лучами заходившаго солнца, проскальзывавшими подъ его зонтикъ, вздыхалъ, какъ ребенокъ.

Лсъ, казалось, уходилъ къ самому морю, оставляя между собой и Альбуферой обширную низкую равнину, поросшую дикой растительностью, мстами разъединенной гладкою блестящей полосой маленькихъ лагунъ.

Равнина носила названіе Санча. Среди кустарниковъ паслось стадо козъ, подъ присмотромъ мальчика, и при вид его въ памяти дтей Альбуферы воскресла легенда, давшая равнин ея имя.

Жители материка, возвращавшіеся домой, хорошо заработавъ въ дни жатвы, спрашивали, кто эта Санча, которую женщины называли не безъ страха, и жители озера разсказывали сосду-чужестранцу простую легенду, которую вс заучивали съ дтскихъ лтъ.

Маленькій пастухъ, въ род того, который шелъ теперь по берегу, пасъ когда-то своихъ козъ на той же самой равнин. Было это много, много лтъ назадъ и такъ давно, что никто изъ ныншнихъ обитателей Альбуферы не зналъ этого пастуха, даже дядюшка Г_о_л_у_б_ь!

Мальчикъ жилъ, какъ настоящій дикарь, въ одиночеств, и рыбаки, ловившіе въ озер рыбу, слышали въ тихіе утренніе часы, какъ онъ кричалъ вдали:

– Санча! Санча!

С_а_н_ч_а была маленькая змйка, единственная подруга, которая его провожала. На его крикъ подползала отвратительная гадина и пастухъ, подоивъ своихъ лучшихъ козъ, предлагалъ ей блюдце молока. Потомъ, когда солнце начинало припекать, мальчикъ мастерилъ себ дудку, срзая тростники, и наигрывалъ на ней нжные звуки, а змя у его ногъ то вытягивалась, то свивалась, какъ будто хотла танцовать подъ тонъ пріятной мелодіи. Иногда пастухъ развлекался тмъ, что уничтожалъ кольца С_а_н_ч_и_ и растягивалъ ее въ вид прямой линіи по песку, восхищаясь, какъ она нервными порывами снова свивалась въ кольцо. Когда, угомивщись этими играми, онъ гналъ стадо на противоположный конецъ равнины, змя слдовала за нимъ, какъ собачка, или обернувшись вокругъ его ногъ поднималась до самой его шеи и застывала въ такомъ положеніи, какъ мертвая, вперивъ свои алмазные глаза въ глаза пастуха, причемъ пушокъ на его щекахъ поднимался отъ шипнія ея треугольнаго рта.

Жители Альбуферы считали его колдуномъ и не одна женщина, воруя дрова въ Деес, при вид того, какъ онъ подходилъ съ Санчой вокругъ шеи, осняла себя знаменіемъ креста, какъ будто передъ ней предсталъ дьяволъ. Вс поняли, почему пастухъ, ночуя въ лсу, не боялся большихъ гадовъ, кишвшихъ въ кустарникахъ. Санча, т. е. дьяволъ, охраняла его отъ всякихъ опаоностей.

Змя росла и самъ иастухъ возмужалъ, какъ вдругъ пропалъ изъ виду жителей Альбуферы… Говорили, что онъ пошелъ въ солдаты и воевалъ въ Италіи. На дикой равнин не паслось больше ни одного стада. Выходя на берегъ, рыбаки не осмливались зайти въ троестникъ, покрывавшій проклятыя лагуны. Лишившись молока, которымъ ее угощалъ пастушокъ, Санча, вроятяо, охотилась за безчисленными кроликами Деесы.

Прошло восемь или десять лтъ и вотъ однажды жители Салера увидли, какъ по дорог изъ Валенсіи шелъ опираясь на палку и съ ранцемъ за плечами, солдатъ, гренадеръ, худой и желтый, какъ лимонъ, въ черныхъ гетрахъ до самыхъ колнъ, въ блой куртк съ красными отворотами, въ шляп вида митры на волосахъ, заплетенныхъ въ косу. Несмотря на большіе усы, его узнали.