Дневник сломанной куклы   ::   Катерли Нина

А я из белобрысой дылды превратилась в длинноногую, белокурую красавицу. Но толку от этого абсолютный нуль.

ЭТО случилось за неделю до Нового, 1993, года, накануне дня моего рождения - мне должно было исполниться четырнадцать. Дядя Гриша все еще жил у нас, такой же пошлый и мерзкий. Сдавал якобы какие-то экзамены на курсах, хотя я-то была уверена: торгует на рынке или еще что-нибудь в этом роде.

Мне почти каждый вечер приходилось ложиться в наушниках, и от всего этого я стала нервная и злая, грубила маме, как раньше Вовка, а с дядей Гришей вообще не разговаривала. В декабре мама заболела. Сперва у нее был обычный грипп, но она не хотела лежать, ей, видите ли, никак нельзя пропускать уроки перед каникулами. Я писала уже, что с тех пор, как ее вышибли из "почтового ящика", мама работала в школе учительницей младших классов. И всегда повторяла (почему-то полемическим тоном), что это самое интересное и благородное дело учить маленьких.

Короче, мама, больная, занималась своим благородным делом, и однажды вечером у нее, естественно, поднялось давление, ее стало тошнить, а потом она вообще потеряла сознание. Дядя Гриша тут же принялся тупо поить ее водой, а вода лилась ей на грудь. Я побежала к соседям, у которых был телефон вызывать неотложку. Неотложка приехала быстро, врач сказал, что у мамы гипертонический криз и может случиться инсульт, позвонил в "скорую помощь", и маму забрали в больницу. Дядя Гриша поехал с ней, а меня не взяли. Уходя, дядя Гриша сказал, чтобы я не вздумала звонить деду с бабушкой - "их кондрашка хватит".

Я и не звонила. Сидела и думала, а вдруг мама умрет, уже умерла, в машине. Она была какая-то серая, когда ее положили на носилки. А губы и веки закрытых глаз - синие. Меня начало трясти. Я пошла на кухню, выпила воды из-под крана и стала ждать дядю Гришу. Единственный раз в жизни я ждала его с нетерпением. Он не шел и не шел, и я со злобой подумала, что, проводив маму, он спокойненько отправился к какой-нибудь девке и теперь развлекается. А я здесь жду. В конце концов я заснула - прямо в кухне за столом. А проснулась оттого, что меня раздевают. И обрадовалась сквозь сон - мама вернулась и укладывает меня спать. Я открыла глаза и увидела, что это - не мама, а дядя Гриша. И лежу я не у себя в комнате, а на маминой постели, а от дяди Гриши воняет водкой.

- Не надо, зачем? Я - сама... я сейчас... - бормотала я все еще сквозь сон и стала подниматься. Но он прижал меня к кровати, засмеялся и сказал, что самой - не положено. Он стаскивал с меня свитер, приговаривая: "Ну, киска, киска... какие у нас грудки..." Что-то он говорил еще, я вырывалась, но руки у него, даже у пьяного, были как из железа.

Тогда я закричала и стала царапаться, но ему это, кажется, понравилось, и он засмеялся своим мерзким квохчущим смехом.

Я кричала, что его посадят в тюрьму, плакала, опять кричала. Было очень больно. И страшно - казалось, он меня убивает. Он даже рычал, а сам пытался зажать мне ладонью рот, так что я чуть не задохнулась.

Лаял Филя. Через несколько минут, отпустив меня, дядя Гриша поднялся, весь потный, вышел и закрыл Филю в ванной. Пока он ходил, я вскочила, чтобы запереться на крючок. Но не успела. Дядя Гриша вернулся, сел со мной рядом и сказал, что если я хоть слово скажу кому-нибудь, что случилось, моя мама умрет.

- Она и так - еле жива, старушка, - добавил он, опять наваливаясь на меня.

И я поверила - если мама узнает об... этом, она умрет, точно.

Кошмар продолжался всю ночь. Я уже и кричать не могла. Только плакала и просила дядю Гришу отпустить меня. Ради Бога! Я никогда никому не пожалуюсь, никогда, клянусь мамой, я умоляю...

...Он квохтал, будто курица, которая снесла яйцо.

А потом внезапно выпустил меня, отвалился и захрапел, разинув рот. Я лежала ни жива ни мертва. За окном уже начало светать.