Допустимые потери   ::   Шоу Ирвин

Почему бы тебе не отправиться домой и не вернуться в другой день в платье, расшитом стеклярусом, в бикини или в чем-то другом, столь же веселом?

– Я не хотела, чтобы ты счел меня легкомысленной, – обиженно сказала Элейн.

– Но ты же и в самом деле легкомысленная. И это единственное, что я по-прежнему в тебе ценю.

– Я знаю больных, – печально произнесла Элейн. -

Испытывая страдания, они не щадят близких и дорогих им людей.

– Я не страдаю, – устало возразил Деймон, – и ты не входишь в число близких и дорогих мне людей.

– Тебе не удастся оскорбить меня, – с достоинством ответила Элейн. – Но если это простое платье тебе не нравится, то за дверями палаты я оставила пальто – а оно вовсе не черное.

– Иди и надень его, – сказал Деймон. Насколько легче было бы умирать, если бы его оставили в покое.

– Я мигом вернусь, – произнесла Элейн и направилась к дверям. Прекрасной формы икры ног, обтянутые черными чулками-паутинками, выглядели обманчиво молодо.

Когда Элейн вернулась, на ней было светло-оранжевое пальто с воротником из меха рыжей лисы.

Несть числа унижениям, которые приходится вытерпеть прикованному к постели больному человеку, подумал Деймон, непроизвольно зажмурившись, когда луч солнечного света из окна палаты, упав на бывшую супругу, сделал ее похожей на елочное украшение.

– Так лучше? – спросила она.

– Значительно лучше.

– У тебя и раньше случались приступы грубости, – сказала Элейн. – Однако я думала, что в момент, подобный этому… – Конец фразы повис в воздухе.

– Давай не будем говорить о моментах, подобных этому, если не возражаешь, – попросил Деймон.

– Утром, прежде чем прийти сюда, я за тебя молилась.

– Остается надеяться, что твои молитвы достигнут небес.

– В соборе Святого Патрика. – Элейн всегда давала понять людям, что знает, какое значение может иметь хороший адрес.

– Но ты даже не католичка, – заметил Деймон.

– Я проходила мимо собора по Пятой авеню. Что из того, что храм католический? Католики ведь тоже верят в Бога.

Элейн, мягко говоря, исповедовала идеи экуменизма. Если бы весь остальной мир разделял ее гибкий подход к вопросам теологии, подумал Деймон, религиозным войнам пришел бы конец.

– Во всяком случае, они так утверждают. А теперь позволь мне задать вопрос. Во время странствий со своим приятелем ты слышала что-нибудь о… м-м… моей проблеме?

– Фредди спрашивал везде. У всех, кого знал и у кого мог, включая важных шишек в… по ту сторону закона, если так можно выразиться. – Элейн пожевала пухлыми, без помады губами и продолжила: – Он сказал, что на него бросали очень странные взгляды. Тебе я могу сказать, что он сильно рисковал – в этих кругах небезопасно задавать слишком много вопросов. Но ради меня Фредди готов пройти сквозь огонь…

– Узнал он что-нибудь? – нетерпеливо спросил Деймон.

– Ничего, – ответила Элейн.

– О'кей, – сказал Деймон, откинувшись на подушку и закрыв глаза. – Я ужасно устал, Элейн. Очень мило с твоей стороны было навестить меня, но думаю, сейчас мне стоит вздремнуть.

– Роджер… – неуверенно начала Элейн, хотя и принадлежала к числу людей без комплексов. – Я хочу попросить тебя об одной услуге…

– О какой? – спросил он, не открывая глаз, – смотреть на оранжевое пальто сил у него не осталось.

– Ты помнишь фотографию, которую я тебе подарила в день твоего рождения, мы были женаты первый год?

– Первый и единственный год, когда мы были женаты, – произнес он со все еще закрытыми глазами.

– На ней мы вместе на пляже. Я тогда попросила ее увеличить и вставить в серебряную рамку. Помнишь?

– Помню.

– Ты тогда был такой молодой и красивый. Она рождает так много ассоциаций. Мне очень хочется ее иметь. Думаешь, снимок еще можно отыскать?

– Я оставлю ее тебе по завещанию.

Элейн зарыдала, и Деймон открыл глаза, чтобы увидеть, притворяется она или вправду плачет. Слезы ручьем текли по ее бледным щекам. Она не притворялась.