Друг человека (История из скорого завтра)   ::   Сенчин Роман

В прошлую осень на поле не набросали рубленый еловый лапник для утепления, как всегда делали, и теперь там и там малахитово зеленели мертвые, вымерзшие проплешины оголенных листьев. Чтобы поправить дело, Юрий это сразу сообразил, прикинул, в апреле тут предстояло погорбатиться против обычного, наверное, раз в пять.

И в то же время, досадуя на погрузившегося в общественные, глобальные проблемы отца, предвидя неурожайный, потерянный, безденежный год, он любовался Еленой... Нет, его халда была прекрасна, как - он не нашел особенно оригинального сравнения - как маков цвет. Черт побери ее!.. В своем шершавом полушубке, на краю полузаснеженного поля, она выглядела еще ядреней и была такой же запретной, как головка мака...

Зачем приперся сюда?.. Посмотрел на запустенье, и стало тошнее прежнего.

- Н-н-да, - он сплюнул в оплавленный сугробик, - поехали, что ли, ко мне.

Ленка смотрела с такой полуулыбкой, будто насмехалась. И молчала.

- Ты чего такая, елы-палы?.. - стал Юрий снова терять голову от какого-то полного своего бессилия и прижатости к холодной каменной стене. Лен, ну в самом деле!.. Блин!

- Блин с маслом, - огрызнулась.

На нее как когда найдет: то колется и смотрит вот, словно на идиота, то хоть хлебай ее, по горбушке хлеба, как масло, действительно, размазывай. Какую он предпочитал? Юрий, признаться, и сам не знал. Но, так или иначе, он все-таки всегда выбирал главенство своего мужского слова и ее подчинения.

- Поехали! Садись давай.

Усмехнулась, села. Хлопнула дверцей. И когда тронулись, не в первый раз за тот час, что были вместе, спросила:

- Чья машина все-таки?

- Приятеля одного, - на этот раз буркнул Юрий, выруливая иностранную плоскодонку на проселок.

- Классные у тебя приятели.

- Приятеля отца.

Она недоверчиво покривила губы:

- И он разрешил?.. - Так двусмысленно спросила, будто какая-то ясновидящая, распутывая чужую простоватенькую ложь.

Вот это Юрию уже всерьез не понравилось... Он, как ему казалось, очень повзрослел за последнее время, даже по сравнению с прошлой их встречей, когда его отпустили в увольнение на Новый год, а теперь вот чувствовал себя напакостившим пацаненком, ее же... Вообще-то обычно у них мирные минуты случались в основном только тогда, когда она лежала под ним, а сегодня, без этих минут, встреча казалась особенно нескладной, и все время думалось о возвращении в часть, а точнее - на стройку пансионата...

- Юр, Юра, признайся... - В ее голосе смешались испуг и гордость. - Ты ее угнал?.. Ради меня?

Всего мгновение - и она другая. Масло.

- Ну... Может, помаленьку... придумаем что-нибудь, Юр... Останови...

Еще через час он сидел с отцом на вросшем в землю, толстенном, в два обхвата, листвяжном бревне возле ворот. Курили.

- Я на поле заворачивал, - сказал Юрий с укором.

Отец сегодня по случаю воскресенья был свободен от своего Комитета, но вид имел усталый. Устало-задумчивый. Разглядывал белую приземистую машинку, в которой по-прежнему, олицетворяя покорность и верность, сидела Лена.

- Тут два решения, - сделал вид, что не услышал про поле, отец, и голос его был жесткий, какой помнил Юрий по детству, при отчитывании за шалости или двойки в школьном дневнике. - Либо отогнать куда подальше и под откос вместе с этой... шалавой. Либо... Либо! - Повысил голос, распаляя гнев. Либо вернуться и повиниться!.. Что предпочтем?

Бросил окурок и вдруг почти взвизгнул. Как тормозная колодка:

- Ты!.. Ты что ж со мной делаешь?! - И дальше, дальше: - Думаешь, я все могу покрыть? Все выкрутасы?! Заскоки твои пацаньи?.. - Тут же остыл, добавил почти со злорадством, с каким-то высокомерным торжеством: - Да, может, и могу... Но!..

Наполеоном он, кажется, до сих пор не стал, хотя, видимо, метил, мечтал. Наполеоном-общественником... без зарплаты.

- Чего кричать-то? Смертной казни, по-моему, не ввели еще за пустяки.