Два товарища (сборник)   ::   Войнович Владимир Николаевич

А в мэнэ сим комбайнив и ни одного рояля. Ну, а шо ще ты можешь робыть?

Вадим пожал плечами.

– Вин ще вирши пыше, – подсказал Микола.

– Значить, вирши… Так издательства в мэнэ тоже нэмае. Щось в тэбэ таки спэциальности нэподходящи. А шо, як я тэбэ поваром назначу? Работа дуже проста, интеллигэнтна. Бэрэшь видро воды, видро крупы и жменю соли. Казан е, кизяк е, солярка е. Работай.

Но очень скоро Гурию Макаровичу пришлось раскаяться в своей неосмотрительности. Вечером, когда комбайны пришли с поля и все, расхватав алюминиевые миски, кинулись к кухне, оказалось, что никакого ужина нeт. Гречневая каша наполовину не доварилась, а наполовину пригорела.

– Шо ж ты так, а? – сетовал Гурий Макарович на незадачливого повара. – Можно ж було воды добавыть.

– Вы сказали – ведро, я ведро и налил. – Вадим был расстроен. Гальченко посмотрел на него и пожалел:

– Ну ладно. А як насчет чаю?

– Чай есть.

– Тягны сюды сахар, масло… Шо ще у нас есть… Колбасу. Хлопцы, сьогодни будэм вэчерять сухым пайком.

– Шо? – возмутился Микола. – Цилый дэнь робылы…

– Мыкола! – Бригадир повысил голос.

После этого случая Гальченко составил график, по которому пищу варили все в порядке очередности. Вадим стал постоянным рабочим по кухне. В его обязанности входило залить котел водой, растопить кизяк, принести, если нужно, продукты.

Однажды очередной повар Степан Дорофеев стоял на кухне и огромной суковатой палкой помешивал кашу в котле. Вадим, кусая карандаш и изнывая от жары, лежал в палатке и сочинял очередное стихотворение. Потом встал и подошел к Степану.

– Хочешь, стихи новые прочту?

– Стихи? А чего ж, валяй, – поощрил Степан. Он оперся на палку и приготовился слушать.

Еще туманы бродят по земле,

Еще не встало солнце за спиною,

Но на комбайне, как на корабле,

Я отправляюсь в плаванье степное.

Пусть от жары в глазах круги рябые,

Дымит земля поземкой ковыля…

Земля, ты – покоренная рабыня,

Я – бог и повелитель твой, земля.

– Ну как?

– Ничего вообще-то. – Степан почесал в затылке. – Занятно. Слышишь, а как это все у тебя получается?

– Что – как?

– Ну вот так, чтоб складно было?

– Не знаю. – Вадим замялся. – Это трудно объяснить.

– Да-а… А зачем это ты все сочиняешь? Трудно небось голову ломать.

– Нелегко. Но, понимаешь, стихи помогают людям жить, работать…

– А-а, работать, – сообразил Степан. – Это я, значит, кашу варю, а ты мне помогаешь?

И Вадим не понял – то ли Степан шутит, то ли всерьез говорит.



20



Вторую неделю идет дождь. Постоянно, беспрерывно он стучит по брезенту палатки и с шорохом скатывается на раскисшую землю. Дует ветер. В палатке холодно и сыро. Пахнет мокрыми телогрейками и тулупами. Каждый выбирает себе занятие по вкусу. Четверо режутся в домино. Степан Дорофеев и Микола играют в шахматы. У Миколы ангина. Поэтому он перевязал горло серым полотенцем и хрипит на всех, кто задерживается у входа.

Гошка лежит на постели в бушлате и читает книжку.

– Гошка, как ты думаешь, в этом, наверное, есть своеобразная романтика?

Это спрашивает Вадим. Он лежит рядом, натянув одеяло до самого подбородка.

– Что? Романтика? – Гошка долго не может сообразить, в чем дело. – Не знаю, Вадим.

– Ну а зачем же мы тогда сидим?

– Ну как? Ну… нужно так, вот и сидим. Урожай кому-нибудь нужно убирать.

– А-а, урожай.

В первый день дождя, когда сверкали молнии и грохотал гром, все стояли, скучившись, в палатке, а Вадим шатался по полю и пел: «Будет буря, мы поспорим…» Теперь он тоже иногда ходит спорить с бурей, но редко.

– Хорошо бы сейчас домой. Присесть в теплом углу, посмотреть телевизор… Вот почему здесь нет телевидения?

– Будет, – отвечает Гошка. – В том году обещают построить станцию.

– Будет, будет… А знаешь, хорошо бы пойти сейчас в ресторан.