Джуроб   ::   Наседкин Николай

И когда Джулия на коленях, нет, даже, скорее - на четвереньках, по-самочьи, подползла-приблизилась к Гиру, расстегнула пуговки своей блузки, показала-выставила на обозрение скромный чёрно-белый лифчик, скрывающий явно небольшую, совсем девчоночью грудь, вдруг так остро захотелось, чтобы она взяла, да и рассмеялась в лицо этому проклятому самцу-миллионеру, снова наглухо зашторилась-застегнулась, швырнула ему в лицо его паршивые вонючие баксы и с высоко поднятой головой ушла на своих фантастически длинных "гордых" ногах прочь и подальше. Но вместо этого  Джулия вдруг начинает копаться пальцами в районе ремня и ширинки-гульфика Гира, всё там рассупонивать-расстёгивать... Она заглядывает ему в глаза и, опять же через силу, как мне показалось, спрашивает:

(Из телевизора громко):

- Что ты хочешь?

- А что ты делаешь? А что ты умеешь делать?

- Всё... Но я не целуюсь в губы...

Насонкин (зрителям с горечью). И тут она недвусмысленно склоняется, скользит губами по его животу, потом всё ниже, ниже... Я невольно сжал-стиснул Баксика так, что котяра бедный рявкнул со сна и спрыгнул, ошарашенный, на пол. Я смотрел на лицо Ричарда Гира, который похабно закатил глаза от удовольствия, чуть не пристанывая, и мне было до того горько и обидно, было так чего-то до ноющей боли в паху жаль, что я скрипнул зубами. Ну, ладно бы какая-нибудь сексапильная эксгибиционистка Шарон Стоун или похотливая сучка Ким Бессинджер в этой сцене снималась - приятно было б посмотреть. Но эта-то, эта-то Джулия - как её там? - Робертс, с её милым обликом, её добрыми, уже совсем не стервозными глазами, с её простодушным ртом, её невероятным завораживающим открытым смехом - ну зачем, зачем она  на такое непотребство согласилась-пошла? Ведь это всё равно как если бы Одри Хепбёрн в "Римских каникулах" начала Грегори Пеку ширинку теребить-расстёгивать...

Потом до конца фильма я сидел, вцепившись в подлокотники кресла, словно во взлетающем бесконечно самолёте, и молил Бога, чтобы Анна моя со мной не заговаривала даже и во время рекламных пауз-антрактов. В иные моменты я, если продолжить сравнение с самолётом, словно ухал в воздушные ямы, чуть не до душевного оргазма - когда, например, Джулия впервые вышла-показалась без светлого парика, встряхнула головой, размётывая по плечам прекрасную свою тёмно-червонную гриву, и зачем-то, как бы извиняясь, мило пояснила-призналась: (голос Джулии из телевизора) "Рыжая!.." Или когда она у лифта, собираясь уходить прежде времени, после ссоры, но уже и поддавшись на уговоры остаться, говорит Гиру с укоризной: (из телевизора) "Ты обидел меня? Больше так не делай..." И особенно - когда крупным планом показывали её ангельски красивые и чертовски умные глаза, и когда через голос дублёрши-переводчицы прорывался её доподлинный необыкновенный колдовской смех (смех Джулии из телевизора): за один этот смех можно было влюбиться в Джулию не глядя! Одним словом, она вошла-проникла в жизнь мою, в моё сознание, заполнила всё моё естество томительной болью-сладостью, словно сильное наркотическое опьянение. Моя жизнь с этого вечера разделилась на "до" и "после"...

Я влюбился в Джулию Робертс - влюбился всерьёз, влюбился отчаянно, влюбился безудержно, влюбился сумасшедше, влюбился глупо, влюбился патологически... Без-на-дёж-но!

Анна (заглядывая на секунду в дверь). Ты ещё биографию её расскажи!

Насонкин. И расскажу! Только сначала о братце твоём пару слов. (Зрителям) Через день, как уже упоминалось, я стал компьютеровладельцем, чайником. Мой, выражаясь замшело, шурин Вован (выбрали же предки имя - как предчувствовали!), несмотря на свои сопливые 20 лет, уже принадлежит к клану нынешних хозяев жизни. Он - крутой.