Страх открывает двери   ::   Маклин Алистер

Только рация вышла из строя.

- Слава Богу. Будем надеяться, что на этом неприятности кончились.

- Ты только не волнуйся, но вот уже 30 минут у нас на хвосте висит сторожевой пес - какой-то самолет американских военно-воздушных сил. Из Барранкильи, должно быть, вызвали эскорт, чтобы присмотреть за нами, Питер резко рассмеялся. - Ведь американцы весьма заинтересованы в грузе, который у нас на борту.

- Что это за самолет? - я совершенно растерялся, ведь он не только прошел 200-300 миль до Мексиканского залива, но к тому же еще и перехватил наш самолет без радионаведения. - Тебя предупреждали об этом самолете?

- Нет, но тревожиться нечего, он и вправду американский. Мы только что разговаривали с кем-то из его экипажа. Им все известно и о нас, и о нашем грузе. Это старый "Мустанг", оборудованный дополнительными бензобаками для дальних рейсов. Истребитель не смог бы так долго продержаться в воздухе.

- Понятно, - видно, я, как всегда, волновался без всяких на то оснований. - Какой держишь курс?

- Постоянный 040.

- Где находишься?

Он что-то сказал, но я не разобрал. Прием ухудшился, нарастали помехи.

- Повтори, будь добр...

- Барри сейчас исправляет навигационный прибор. Трудится вовсю. Просит еще минуты две...

- Дай мне Элизабет.

- Привет, Вилко! - Потом пауза, и снова ее голос. Голос женщины, которая была мне дороже всего на свете: - Я очень сожалею, дорогой, что мы так напугали тебя. - В этих словах была вся Элизабет: сожалела, что меня напугала, и ни слова о себе самой.

- У тебя все в порядке? Ты уверена, что у тебя...

- Конечно, - голос ее тоже был отдаленным и еле слышным, но в нем звучали присущая ей жизнерадостность и бодрость. Я слышал их, хотя нас разделяли 15 тысяч километров. - Мы почти у цели. Вижу на земле огни, минутное молчание, и ее тихий, едва слышный голос: - Я очень люблю тебя, дорогой. Люблю навсегда, навсегда, навсегда...

Счастливый, я откинулся в кресле, расслабился и наконец-то начал успокаиваться. Потом вскочил и уже наполовину наклонился над рацией, как вдруг услышал крик Элизабет и вслед за ним резкий, голос Пита:

- Он пикирует прямо на нас! Ты слышишь?! Этот подонок спикировал прямо на нас. Он открыл огонь и стреляет из всех пулеметов. Он идет прямо...

Голос Пита перешел в какой-то задыхающийся, булькающий стон. Стон прервал отчаянный и мучительный крик Элизабет, и в то же самое мгновенье меня оглушило стаккато взрывающихся снарядов, от которого завибрировали наушники на моей голове. Все это продолжалось не более двух секунд, а то и меньше. Потом тишина: ни пальбы, ни стона, ни крика. Гробовая тишина.

Две секунды. Две секунды, отнявшие все, что было для меня жизнью. Две секунды, оставившие меня в полном одиночестве в пустом, жестоком, разрушенном и бессмысленном мире.

Моя красная роза стала белой.

Это произошло 3 мая 1958 года.

Глава 1

Не знаю, какого именно человека я ожидал увидеть за полированным столом красного дерева. Подсознательно он ассоциировался в моем представлении с аналогичными нелицеприятными персонажами, облик которых возник при чтении книг и просмотре кинофильмов. Это происходило в те далекие времена, когда было достаточно свободы для подобного времяпрепровождения, когда книги читались, а фильмы смотрелись без разбора. Единственные отклонения в наружности судей, служащих в соответствующих заведениях юго-востока Соединенных Штатов я усматривал в их весе: одни - высушенные, худосочные и жилистые, а другие - с тройными подбородками и соответствующим этим подбородкам обилием мяса и жира на теле. Как правило, судья оказывался пожилым человеком, одетым в белый помятый костюм и бывшую когда-то белой, но потерявшую свежесть рубашку.