Если однажды зимней ночью путник   ::   Кальвино Итало

Чтение, только чтение содержательное, необходимо мне; оно подстегивает меня, даже если в каждой книге я прочитываю всего несколько страниц. Но и эти немногие страницы составляют для меня целые вселенные, вечные и неисчерпаемые.

— Прекрасно вас понимаю, — вступает в разговор другой читатель, поднимая от книги восковое лицо с воспаленными глазами. — Чтение — процесс неравномерный, отрывочный. Или так: предмет чтения — материя точечная, распыленная. На вольных просторах написанного читательское внимание различает крошечные отрезки: словосочетания, метафоры, сцепки фраз, логические переклички, изумительные языковые перлы, необычайно плотно насыщенные смыслом. Они словно элементарные частицы, составляющие ядро произведения, вокруг которого вращается все остальное. Или полая воронка внутри водоворота, всасывающая и поглощающая стремительный поток. Сквозь эти просветы вспыхивают едва уловимые сполохи истины, отраженной в книге: проступает ее глубинная суть. Мифы и тайны собраны по крупицам, неощутимым, как цветочная пыльца, оседающая на лапках бабочек. Только постигший это может рассчитывать на откровения и озарения. Поэтому мое внимание, в отличие от сказанного вами, сударь, неотрывно приковано к печатной строке. Я не должен отвлекаться, если не хочу пренебречь какой-нибудь драгоценной метой. Всякий раз, когда я нападаю на одну из таких залежей смысла, я должен тщательно окопать ее, чтобы установить, не тянется ли за самородком золотоносная жила. Поэтому у моего чтения нет конца. Читая и перечитывая, я ищу подтверждения очередному открытию в складках фраз.

— И у меня частенько возникает желание перечитать прочитанную когда-то книгу, — говорит третий читатель. — Но вот что интересно: как только я углубляюсь в чтение, мне кажется, будто передо мной новая книга. Наверное, я постоянно меняюсь и вижу новое там, где раньше ничего не замечал. Или чтение — это некая конструкция, которая складывается из множества переменных и не может дважды повторить тот же узор? На месте прежних впечатлений возникают совсем другие, неожиданные, а прежних как не бывало. У меня порой такое чувство, что между первым и вторым чтением я заметно совершенствуюсь, в том смысле, что, скажем, начинаю глубже вникать в дух текста или относиться к нему более критически. В моей памяти как бы хранятся рядом несколько прочтений одной книги: восторженные, холодные или неприязненные, разбросанные во времени без перспективы, не связанные между собой никакой нитью. И я пришел к такому выводу: чтение — процесс беспредметный; точнее, подлинным его предметом является оно само. Поэтому книга — лишь подсобное средство или попросту предлог.

— Если вы настаиваете на том, что чтение субъективно, — вмешивается четвертый, — то здесь я, пожалуй, с вами соглашусь. Однако у чтения нет той центробежной направленности, которую вы ему приписываете. Всякая новая книга входит составной частью в единую, совокупную книгу. Такая книга есть сумма моих чтений. Составить ее не так просто. Для этого каждая книга в отдельности должна преобразиться, найти точки соприкосновения с прочтенными ранее книгами, стать их итогом, или развитием, или опровержением, или толкованием, или ссылкой. Годами хожу я в эту библиотеку и одолеваю ее книга за книгой, шкаф за шкафом, хотя без труда мог бы доказать вам, что, в сущности, продолжаю читать одну-единственную книгу.

— Я тоже думаю, что все книги сводятся к единой книге, — произносит пятый читатель, высовываясь из-за стопки томов в твердом переплете. — Эта книга отдалена от меня во времени. Я помню ее крайне смутно. История, рассказанная в ней, на мой взгляд, предвосхищает все прочие истории. В них мне слышится ее далекий, затухающий отзвук. О чем бы я ни читал, везде и всюду я ищу ту книгу, прочитанную еще в детстве.