Гомер. Илиада   ::   Барикко Алессандро

Гневно взглянул на него Ахиллес:

– Человек ты бесстыдный и алчный! И ты хочешь, чтобы шли за тобою данайцы! Я пришел биться с троянцами не за себя, предо мною они не виновны: не уводили моих лошадей и быков, не жгли моего урожая.

Нас разделяют горы, покрытые лесом, и шумливое море. Я здесь защищаю твою честь, бессовестный, – твою и Менелая! Тебе же, скотина, морда собачья, на это плевать, ты грозишь, что награду мою ты отнимешь. Нет уж, возвращаюсь домой, оскорбленья твои я терпеть не желаю, добывая тебе в сраженьях богатства. На то Агамемнон ответил:

– Что же, беги, если хочешь, тебя не прошу я остаться. Другие окажут мне честь, сражаясь бок о бок со мной. Ты мне ненавистен: ты любишь вражду, и раздоры, и битвы. Ты силен, это правда, но не твоя то заслуга! Беги себе царствовать дома – это меня не заботит, и гнева я твоего не боюсь. Напротив, скажу тебе так я возвращу Хрисеиду отцу на моем корабле с моею дружиной. Сам же я уведу из стана твоего Брисеиду прекрасную, добычу твою, чтобы знал ты, насколько власть моя больше твоей, и чтобы каждый страшился себя мне ровней считать.

Так он сказал. И Ахиллесу стало горько – так, что он выхватил меч и пронзил бы им Агамемнона, если бы в последний миг не обуздал свою злобу, стиснув руку на серебряной рукояти меча. Сурово глядя на Агамемнона, сын Пелея принялся осыпать его бранью:

– Презренный, с песьими взорами, с сердцем оленя! Клянусь своим скипетром, что ахейцы еще обо мне пожалеют. Ты же, горько страдая, не сможешь помочь им. Вспомнишь, терзаемый совестью, как обидел ахейца храбрейшего. Время такое придет, Агамемнон. Клянусь.

Сказав так, он бросил на землю свой скипетр, изукрашенный золотыми гвоздями.

Когда собравшиеся разошлись, Агамемнон спустил на воду один из своих кораблей и назначил двадцать гребцов, во главе их поставив многоумного Одиссея. Затем пришел ко мне, взял за руку и проводил на корабль.

– Прекрасная Хрисеида, – сказал он и разрешил мне вернуться домой, к отцу. Сам же остался на берегу глядеть, как удаляется судно.

Когда корабль исчез за горизонтом, Агамемнон призвал верных оруженосцев и повелел им пойти в стан Ахиллеса и, взяв за руки, привести к нему Брисеиду. Он сказал им:

– Если же Ахиллес не отдаст ее, возвестите ему, что я сам приду и будет ему много хуже.

С тяжелым сердцем оруженосцы, Талфибий и Эврибат [2] направились вдоль берега моря к лагерю мирмидонцев [3] . Они нашли Ахиллеса сидящим неподалеку от своего жилья и черных кораблей. Оруженосцы остановились в безмолвии, полные почтительного страха перед владыкой. И тогда заговорил он сам:

– Подойдите ближе. Вы ни в чем не виновны передо мной, но лишь Агамемнон. Подойдите же ближе, не бойтесь.

Затем он позвал Патрокла и попросил его привести Брисеиду и передать ее оруженосцам.

– Будьте моими свидетелями: Агамемнон – безумец. Он не думает о грядущем, не думает, что настанет однажды нужда и во мне для защиты ахейцев и их кораблей, его не заботит ни прошлое, ни будущее. Будьте моими свидетелями: Агамемнон – безумец.

Оруженосцы пустились в обратный путь, по тропинке между вытянутыми на берег быстроходными судами ахейцев. За ними ступала прекрасная Брисеида с печалью на сердце.

Ахиллес глядел, как они удаляются. А затем ушел и, сев в одиночестве на берегу седой пучины, разрыдался перед бескрайними просторами. Он был великим воином, грозой троянцев, но, как дитя, в слезах воззвал к своей матери. И тогда она вышла из бездны морской и села близ сына, нежно лаская его, называя по имени и говоря:

– Сын мой, на что я, злосчастная мать, тебя породила на свет? Век твой будет короток, хоть бы ты прожил его без слез и печалей…

– Ты в силах за меня заступиться? Помочь мне? – спросил Ахиллес.

Мать ответила так:

– Послушай, оставайся здесь, у судов, и не ходи больше в бой. Будь тверд в своем гневе и смиряй жажду войны.