И все-таки море   ::   Титов Ростислав

На прощанье океан приготовил нам подарок - свечение воды. От форштевня расходятся две дымчатые полосы, постепенно белеющие к краям, а по краю неширокий нежнейший бордюр, голубовато-зеленый, переливчатый, будто пропитанный светом. И по бортам загораются такие же зелено-голубые точки.

23.00 На экране радара отбивается мыс Лизард, южная оконечность Англии, - удивительно четко, рельефно, даже склоны гор, кажется, заметны. Три судна сзади тоже идут с океана, втягиваются в узкость, к земле, к причалу.

Рано или поздно все приходят к причалу. Преодолев тысячи миль, ветер, зной, туман, пережив тоску и скуку, - и находят отдых. Чтобы завтра опять уйти в океан.

Я собирался закончить записи в дневнике предыдущей фразой. Но то ли привык и не хочется расставаться с ними, то ли заговорило вечное сомнение пишущих (а вдруг не все, что хотел, высказал?), то ли огорчила необходимость прощаться с Ним, - вот и взялся за блокнот.

Наверное, последняя причина важнее других. К тому же Он сегодня конкретно и осязаемо напомнил о себе.

Вчерашний день провели в Роттердаме, до обеда была стоянка, меньше двенадцати часов. А сегодняшнее утро встретило нас сильным и крепчающим ветром от норд-веста. Северо-западный ветер - самый нехороший в этом море, неглубоком, хмуром, всегда свинцово-сером. Кровавые войны и свирепые шторма проходили над ним, потому, наверно, оно такое мрачное.

К обеду стало заметно покачивать, а после ужина, уже в подступивших сумерках, мы обогнали небольшой теплоход. Советский, но названия на борту не удалось разобрать. Трудно бедняге приходилось: пропустив "Магнитогорск", он круто взял влево, на волну, и закувыркался так, что корпус до палубы временами исчезал за волнами. Уходит подальше от берега...

Волны идут с океана. И ветер. Океан хорошо передохнул, дал нам возможность спокойно сбегать туда-сюда и теперь разгулялся.

А слева навстречу идут суда, многим из них, конечно, предстоит та же дорога, которую прошли мы.

Доброго вам пути, мореходы!

МОРЕ ЖИЗНИ

(Эпилог)

И все-таки море

Останется морем,

И нам, друг, с тобою

На вахту пора!

Много лет назад, рано проснувшись, я пришел на вахту к старпому. Над морем стояла роскошная средиземноморская заря. Солнца не было, но в нежно-апельсиновом цвете неба уже угадывалось его появление и скорое наступление ясного дня. Старпом стоял в уголке рубки, у откидного столика, и что-то писал, перелистывая толстую кипу бумаг.

"Хорошая у вас вахта, - сказал я, пребывая в лирическом настроении. Встречающие солнце!" Старпом оторвался от столика, дико взглянул на меня, ответил не сразу: "А-а! Какое там солнце, продотчет не получается..." И опять уткнулся в бумаги.

Неудобно мне стало, конфузливо. Не однажды уже попадал впросак, выражая свои чувства, противоположные тем, что обуревали моряков. Для меня отход в рейс - праздник, для них - будни. Когда в феврале семьдесят восьмого года нас завернули из Норвегии обратно в Италию, мы, временные моряки, радовались, а штатные, настоящие, приуныли. Ворчал бодряк-доктор, вспоминая дочку: "Галка так ждала!" Дневальная Люда просто в голос рыдала: "Любимый приходит в Ленинград!" И пока мы сутки шли малым ходом в надежде, что начальство переменит свое суровое решение, без конца в салоне обсуждались возможные варианты захода в Союз. Но когда уже легли курсом на Неаполь, все смолкли. Надо было работать.

И работали, но каждый в душе торопил время, как торопим мы его и на суше, - ждем праздника, отпуска, лета. Время нас покорно слушается и само бежит быстро-быстро, а мы его опять подгоняем, торопясь к тому, что и так придет неминуемо и безжалостно. К старости нашей.

Ничего особенного, думал я в том рейсе, нет в морской работе. Такая же, как и прочие. Великое море жизни - вот главное.