Своя Беда не тянет   ::   Степнова Ольга

Я даже успел прикинуть, сколько мне понадобится времени и денег, чтобы снова отрихтовать «аудюхе» задницу. Снова — потому что делал я это не так давно. Видно, судьба у моей «селедки» такая.

Но удара не произошло. Сумасбродный кретин остановился в миллиметре от моего заднего бампера. Я вылетел из машины с зудом в кулаках и с выражениями, которые не могут не облегчить душу.

Только пыл мой сразу пропал. Я стух, как раскаленный уголь, на который выплеснули ведро воды.

Из драной «четверки», припечатавшей меня, выпрыгнула Беда.

— Чего-то я не поняла, — сказала она, сделав в слове «поняла» акцент на первый слог, — чего-то недопоняла! Какого черта в городе народные гуляния с домашними животными и прочей ценной утварью? Один с компьютером по улице носится, другой с микроволновкой у подъезда сидит? О, — она заглянула в салон «аудюхи», — а ты Сомерсета прихватил! Что за замута? Что за эвакуация? Война? Террор? Что?!! — Она стащила с носа очки и вплотную подошла ко мне. Я с тоской посмотрел на ее стриженый затылок — шапок она не носила даже в самый сильный мороз — и отрапортовал:

— Землетряс!

— Да? Странно… Вроде бы это единственная неприятность, которой не бывает в Сибири. А я думаю, что за хрень, машину по дороге колбасит? Сначала решила — в буфете отравилась, потом думаю, нет — машина сломалась. Потом — нет, отравилась, потом — нет, сломалась. Разогналась получше, думаю, если в тебя не впишусь — значит, отравилась.

— Не вписалась, — вздохнул я.

— Жаль, — фыркнула она и пошла к дому. — Зато не отравилась!

— Жаль, — буркнул я, взял сумку из багажника, кактус из салона и поплелся за ней.

— Лю-юся! — кричал, надрываясь, какой-то мужик.

У подъездов образовались гомонящие группки жильцов. Группки собирались по возрастному признаку — молодежь к молодежи, старики к старикам. Средний возраст, такие, как мы с Бедой, большей частью остался в квартирах. Он самый уравновешенный — средний возраст. Или самый уставший. Его не сдвинет с диванов даже стихийное бедствие.

Группки громко и бурно обсуждали невероятность, невозможность и ужас происходящего. Некоторые активные граждане уже успели развести костры и даже кинуть пару палаток, собираясь, ни много ни мало, ночевать на улице.

— Лю-уся! — истошно орал какой-то мужик.

На улице появились импровизированные столы из старых ящиков, добытых из мусорных контейнеров. На ящики народ стал щедро метать из прихваченных сумок разносолы. Я просто диву дался, сколько продуктов успели прихватить с собой паникующие граждане: консервы, баночки с соленьями, баночки с вареньями, рыбу, много вяленой рыбы, кастрюльки дымящиеся, видимо, только что сорванные с плиты. Тетка, прихватившая поварешку, оказалась нарасхват. И конечно, спиртное. Спиртного было много, больше чем рыбы. От домашней настоечки в бутылках, любовно подписанных от руки «Клюковка», «Кедровка», до свински дорогого коньяка, который прихватили, не успев вынуть из помпезных коробок. Хорошо народ собрался. Хорошо эвакуировался.

Банальный землетряс перерастал в большой, незапланированный, всенародный праздник с тостами, тамадой и песнями около костра.

Элка плечом протаранила толпу. На ней была коротенькая тоненькая дубленочка, которую она никогда не застегивала. Мне кажется, она назло мне ходила в мороз полураздетой, с намеком на то, что я мог бы обеспечить ей более теплый климат. Ладно, пусть терпит меня до утра. Уйти от Беды так, чтобы она не прочувствовала драматизм ситуации, я не мог. А как его прочувствуешь в такой обстановке?

— Лю-юся! — орал мужик.

— Не думала, что ты такой паникер пугливый! — вполоборота кинула мне Беда.