Интервью журналу Ле Пуэн   ::   Солженицын Александр Исаевич

С конца 1918 года, года моего рождения, и до 1941 я не знал, что такое дом. Мы жили в хибарках, туда всегда проникал холод. Всегда не хватало топлива. Воды в доме у нас никогда не было, приходилось идти за ней далеко с вёдрами. Пара ботинок или один костюм служили годами. А питание! Теперь, после голода 30-х годов, нам уже всё кажется сытно. Мы привыкаем, и все лишения нам кажутся естественными.

Когда вы стали на сторону режима, играла ли в вашем восприятии, сознательно или подсознательно, какую-то роль идея родины?

Осторожно! Напоминаю вам, что до 1934 сам термин "патриот" считался в России преступным. Всё русское постоянно подвергалось презрению в выступлениях, в прессе. Эта официальная ненависть к России кажется теперь чем-то невероятным? Однако она существовала. Поворот произошел в 1934, неожиданно, по тактическим соображениям. Конечно, он завёл вождей гораздо дальше, чем они сами того хотели. Оказалось, что патриотическое пламя всё ещё горело в сердцах людей под пеплом. Власть хотела нескольких регулируемых вспышек - а потом уже не могла остановить.

Что вы читали, когда вам было около двадцати лет?

Всех или почти всех русских писателей. И большинство французских писателей XIX века в переводах. Библиотеки наши переполнены классиками.

Знали ли вы уже, чему вы посвятите жизнь?

Да. Почему-то знал уже с девятилетнего возраста: что буду писателем. Я задумал мою большую книгу о революции ("Август 14-го" и последующие Узлы), когда мне было 18 лет. И потом никогда от этого замысла не пришлось отказываться. Я начал воплощать его в 1938-39. Потом пошёл на войну, потом тюрьма, лагеря. Когда же вернулся из ссылки и перечитал почти забытые мной главы - то кое-какие почти и не пришлось изменять. Они заняли сразу же место, на которое были предназначены.

Значит, для вас, в 20 лет, всё стало на места? Вы работали над эпопеей новой России. Вы верили в коммунизм. Ставлю вам неожиданный вопрос: как человек внезапно обретает Бога?

Вопрос и сложный и простой. Нужно, чтобы вы поняли общее положение тогда: вера в Бога публично всеобще отвергалась. Накануне войны в Ростове не оставалось ни одной действующей церкви, они казались закрытыми навсегда. Режим "ликвидировал" Бога - по крайней мере, он так думал. Но я вам скажу, чтo может вас изумить: когда гитлеровские войска вошли в Ростов, они открыли собор и три-четыре церкви. И толпы буквально бросились в церковь. Немцы были врагами, в стране шла война, но открытие церквей создало у населения как бы пасхальное настроение. Это был жестокий провал коммунизма. Впрочем, Сталин не ошибся. Он знал, что делает. Потому он и завёл мелодию национализма в то время, как советские войска пытались задержать немецкое наступление. И религию ему тоже пришлось реабилитировать. Так убийца вырядился в одежду своей жертвы, украшал себя её драгоценностями и старался говорить её языком. И вспомните: Запад приветствовал эту метаморфозу. Сталин оказался для Запада вполне приемлемым, Запад большего и не требовал, он удовлетворился внешними формами и делал вид, будто не замечает, в чём дело по сути. Но этот реверанс со стороны больших демократий не самое удивительное. Сам Сталин тоже попался на собственную удочку. Русский народ снова проявился глубоко верующим и русским. Христианство сразу же было воспринято. И с тех пор у нас вера не перестаёт развиваться, несмотря на преследования. Вот в Рязанской области, которую я хорошо знаю, сегодня крестят 70% детей. И власти не могут помешать, хотя установили такую процедуру, что могут каждому навредить за это на работе и в жизни. У вас на Западе ложное представление о Советском Союзе. Вам кажется, что копошится горсточка инакомыслящих в море покорных или слепцов.