Таинственный кот идет на дело   ::   Гордон Милдред

 – «Небось все водоросли завяли…» – «Я знаю, что влюблюсь в Рим. Он такой итальянский!»

Работая локтями, Ингрид пробралась к холодильнику, чтобы дать Д.К. кусочек пиццы. Пижама на Ингрид была похожа на маскарадный костюм кролика, даже с ушками. Под мышкой у девушки был плюшевый медвежонок-коала. Д.К. вытянул шею, опустил голову вниз и боднул ладонь Ингрид в знак благодарности. Подобные жесты трогают людей, и получаешь больше еды. Уж он-то знает! Его в округе кормят досыта, до отвала, он в этом деле чемпион. У него разработан постоянный маршрут, как у Дядюшки Весельчака из мультфильмов. Он умеет, чуть приподнявшись, подавать правую лапку, что само по себе глупо и не слишком достойно. Но действует безотказно.

– Видишь, у него на ушах царапины? – прокричала Ингрид своему кавалеру Джимми, высокому, плотному парню с быстрой, обволакивающей улыбкой. Он занимал посты президента одной из ученических организаций, редактора школьной газеты, был героем самодеятельной постановки из жизни класса и в качестве тенора пел то в лес, то по дрова, но весьма решительно в хоре школьного певческого клуба. В данный момент в пижаме под кролика на пару с Ингрид он выглядел до предела комично, как только может выглядеть мужчина. Но Ингрид с такой неподдельной радостью вручила ему эту пижаму в двенадцать часов дня в заведении Сэнди, где они ели гамбургеры, что он не в состоянии был протестовать. Это был один из тех случаев, когда женщина призывает мужчину с непреклонной решимостью бросить вызов кричащей и орущей толпе.

– Царапины, – продолжала Ингрид, – как у старого стрелка на Диком Западе.

– А они похожи.

– Ничего подобного! – возмущенно воскликнула Ингрид.

Поскольку новой порции пиццы не последовало, Д.К. вновь обратился к серьезнейшему и весьма утомительному занятию, а именно выцарапыванию схватившегося цемента из промежутков между когтями. Независимо от того, насколько энергично он его лизал, кусал и тянул, он не мог полностью освободить себя от этого нового типа грязи. Время от времени он прерывал борьбу за чистоту, чтобы с наслаждением понаблюдать за происходящим. Он считал изучение человеческого поведения самым интересным занятием на свете и был способен часами наблюдать за людьми. Он никогда не смог бы до конца понять их, но он их любил. Всех, за исключением недоделанного кретина по ту сторону улицы.

Кончилась последняя пластинка. Все одновременно повернули головы в сторону духовки. Двое ребят протискивались, работая локтями, к плите, чтобы встретить этот кризис в достойном молчании.

Ингрид выскользнула из кухни и тихонько побрела по коридору. Она остановилась у двери отцовской комнаты и осторожно постучала. Когда ответа не последовало, приоткрыла дверь. «Папа!» – позвала она. Папа задремал, полусидя в постели, на колени свалился технический журнал. Она произнесла «Папа!» погромче.

Отец медленно очнулся и, виновато улыбаясь, выпрямился. Для своих сорока девяти лет он был еще красив. Волосы поседели именно на висках, что придавало лицу значительность, отсутствовавшую в юности. Время даже сделало его морщины симметричными. Ингрид в мыслях всегда представляла его киноактером Кэри Грантом. Он ни в малейшей степени не был похож на мистера Гранта, но это не играло роли. Все, что приходило ей в голову, было свершившимся фактом, невзирая ни на какие возражения.

– Тебе не мешает музыка? – спросила она.

– Музыка? – Он загнул уголок страницы и бросил журнал на пол. – А я не слышал музыки. Мне казалось, что я слышал, как олень зовет свою подругу, а одновременно кого-то душат…

– Папа! – она замолчала и тут же добавила: – Я попрошу их уменьшить звук.

– Нет, не надо. Пусть будет как есть.