Эныч   ::   Комарницкий Евгений

Ты подменил козый!

— Ну и играй тогда сам со своими червями, — бросив карты, Коля вылезает из-за стола и подходит к Эну Эновичу и Сидору.

— Жизнь прожить — не поле перейти, — говорит Сидор Энычу, работая спицами. — Это целая наука. Вот я: сколько врагов за свою жизнь изничтожил — тьма-тьмущая, а у самого ни одной царапины, Дядя миловал.

— Ты чего это делаешь? — спрашивает Коля.

— Носки вяжу для батюшки Петра Сергеича.

— А мне когда свяжешь? — Коля подсаживается к Сидору на оттоманку. Подползший следом за ним Волохонский обвивается вокруг ножки дивана.

— Всем свяжу, — обещает Сидор. — И тебе свяжу.

— Только дяде Луке в последнюю очередь, — предупреждает Коля. — Он длинный. Ему чулок нужен. На него вся шерсть уйдет… Ты о чем тут рассказываешь?

— О том рассказываю, как прекрасной души людям служил. И сейчас служу. Вся жизнь моя — росинка на листке революции.

— Красиво говоришь! — восхищается Коля. — Только на росинку ты не очень похож. Скорее…

Коля замолкает под недобрым взглядом Сидора. Делая вид, что ничего не произошло, переводит разговор на другую тему:

— Послушай, Сидор, а кем ты хотел стать, когда был маленьким?

Сидор не отвечает. Хмуро продолжает вязать.

— А пьявда, Сидой Петьевич, кем? — неожиданно поддерживает Колю поглаживающий хвостом ежик на голове солитер-лейтенант.

Сидор, оставив вязание, задумчиво посасывает спицы.

— Стихописцем.

— Вот это да! — оживляется Коля. — Классно! Прочитай нам тогда свой стих, дядя Сидор.

Сидор, не глядя на Колю, что-то бурчит про себя.

— Пьечитайте, Сидой Петьевич, — присоединяется к Колиной просьбе Волохонский.

— Прочти стишок, Сидор, — говорит Эныч.

— Ладно уж, — сдается Сидор. Он убирает вязанье с колен, откашливается и зачитывает стих:

Дядя — как колокол.

Дядек — как язык.

Родина —…

Я — большевик!..

— Ой!.. Ой!.. Не могу! Держите!.. — ухватившись всеми лапками за живот, трясется, поперхиваясь смехом, Коля. — Ну, молодец, дядя Сидор, в самое очко попал… Значит, дядек у тебя — язык…

Продолжая смеяться, он падает на оттоманку, подрыгивая ножками. Прикрыв рот кончиком хвоста, хихикает Волохонский. За-битюговавшимся лисичанским гусем гагачет Эныч. Смущенно-закрасневшийся от столь доброжелательной реакции своих слушателей, начинает подкудахтывать и сам Сидор.

— Сидор, — отсмеявшись, говорит Эныч. — Так что посоветуешь? Завязывать мне с пьянкой или нет?

Сидор снова берется за вязанье.

— Дурак ты, Эныч, — говорит Коля. — И уши у тебя мореные. Завязывай. Мне больше достанется.

— Вопрос серьезный, — произносит Сидор. — Его надо решать самому. Если чувствуешь в себе силу и внутреннее убеждение, то завязывай. Чувствуешь в себе силу?

— Чую, — гудит Эныч. — Но сразу нельзя. Белая горячка будет. Знающие люди говорят. Сначала надо снизить ежедневную дозу до пяти стаканов. Через месяц — до четырех стаканов водки и одного стакана вина. Потом пьешь бутылку и две вина. А со временем…

Внезапно Эныч ощущает, что тяжелеют все его члены. Смолкает. У Сидора выпадают спицы из лап. Волохонский вытягивается по стойке „смирно“. В комнате повисает гнетущая тишина.

На пороге стоит генерал. Он тщательно выбрит. Губы его плотно сжаты. В глазах — стальной блеск. Взор генерала прикован к закучковавшимся присутствующим.

— Товайищ генейял, — докладывает лейтенант Волохонский. — Язъешите доложить. Во ввейенном мне помещении…

Коля вскакивает с оттоманки и устремляется к генералу.

— Дядя Петь! — кричит он радостно. — Где ж ты так долго пропадал? С Парижем разговаривал? Давай в „дурака“ сыграем, а то дядя Лука мухлюет! Спасу нет! Будешь в „дурака“, дядя Петь? А?

Генерал неподвижен.

— Сидор, — негромко говорит он. — Веревку. Сидор выбегает из комнаты.