Капля росы   ::   Солоухин Владимир Алексеевич

«Я люблю глядеть на свое село и обычным взглядом и внутренним, – пишет автор, – как люблю глядеть на бесконечно маленькую округлую каплю хрустальной влаги, собравшуюся в зеленой ладошке листа посреди бесконечно огромного цветущего луга, на маленькое солнце, отразившееся в этой капле, на маленькие окрестные предметы, на маленького самого себя, отразившегося в ней же…»

Так завершается эта книга, совсем непростая, как подумалось бы читателю на первый взгляд, книга тонкая, мудрая, проникающая до больших глубин человеческой души, помогающая нам постичь в чувство причастности к общей истории, и смысл новой жизни.

Владимир Алексеевич Солоухин находится в зрелой поре, в расцвете всех творческих сил и таланта. Он автор сорока с лишним книг. Здесь стихи и поэмы, книги очерков и рассказов, повести и романы, переводы, статьи. Можно только поражаться огромному творческому накалу, в каком уже многие годы живет писатель, его трудолюбию, его мастерству. Пожалуй, как ни к кому из сегодняшних прозаиков и поэтов к нему относятся очень четкие, точные строчки из тихоновского стиха: «праздничный, веселый, бесноватый, с марсианской жаждою творить…» Эта марсианская жажда творчества, жажда трудной работы – не то, чтобы «ни дня без строчки», а ни дня без многих и многих новых страниц – ведет поэта в подвалы стариннейшего Русского музея, – и тогда появляются знаменитые «Письма из Русского музея», в которых эрудиция и глубокая эмоциональность позволяют поэту создать нечто новое, необычное и в жанре эпистолярном, то – снова и снова – в дорогу по русским полям и лесам, и тогда появляются полные боли «Черные доски» или, вроде бы неожиданная «Третья охота». Завершением некоего неозначенного внешне никакими приметами, но внутренне связанного одной общей мыслью автобиографического цикла произведений, – пожалуй что это трилогия – явился роман «Мать-мачеха», где мы видим героя, весьма родственного и мальчику из «Капли росы» и молодому журналисту из «Владимирских проселков». Этим как бы заполнено недостающее звено в размышлениях о природе и Родине – здесь мысли о творчестве, о любви, об отношении к людям, о ценностях подлинно вечных и временных, порожденных то модой, а то суетою сегодняшней жизни, потребительским отношением современного) человека к непреходящему.

Поражает талантливость поэтических переводов Владимира Солоухина с болгарского, с грузинского, с французского – из Жака Превера, его труд по ознакомлению русского читателя с романами Григола Абашидзе, Расула Гамзатова, Благи Димитровой и других. От первых стихов, от первых очерковых книг, от первых путешествий В. Солоухин приходит к раздумьям «Славянской тетради» и «Осенних листьев», от «жестокого» образа Энгельсины из романа «Мать-мачеха» к чудесному образу девочки из рассказа «Девочка на урезе моря», с его солнечным гуманизмом, с уважением писателя – и героя – к внутреннему миру, к спокойствию незадачливого крохотного создания.

«Путь наверх» писателя Солоухина к вершинам литературного мастерства, безусловно, был порой и негладким, но шел человек шагами неробкими, шел упорно, настойчиво. Подобно большому океанскому ледоколу, входил он в тяжелые льды какой-нибудь всеми обойденной темы, – и теперь можно видеть, как средние и помельче суденышки оживленно и спорно идут за ним следом.

Еще больше, чем сделано и написано у писателя творческих замыслов, серьезных и сложных, но, думается, вполне осуществимых. Потому, что уже нет преград для его золотого пера. Золотого по стилю, конечно. Пишет В. Солоухин, как и все мы, ширпотребовской ручкой. Писателю сейчас все доступно, все оттенки и краски в изображении чувств, вся тайная диалектика человеческого поступка, все красоты природы. Он точен в деталях, по-охотничьи зорок, памятлив, порою суров к человеку, но за этой суровостью, нужно прямо сказать, мы находим реальность действительной нашей жизни, ее шрамы и язвы. Если будут препятствия для Солоухина, это будут препятствия осознания, мысли, как у каждого думающего человека. Но и эти препятствия тоже, видимо, одолимы.