Книга россказней   ::   Гессе Герман

И эти две строки, впервые прозвучавшие в тот вечер в замке, вскоре стали известны повсюду, и все стали их напевать. Вот они:

Plaisir d'amour ne dure qu'un moment,

Chagrin d'amour dure toute la vie .

Закончив песню, Марсель покинул замок, и яркий отблеск свечей из окон замка озарял его

путь. Он не стал возвращаться в лагерь, а пошел другой дорогой из города во тьму, чтобы навсегда оставить рыцарское ремесло и начать жизнь странствующего певца.

Отзвучали празднества и истлели шатры, герцог Брабантский, славный герой Гашмурет и прекрасная королева уже несколько столетий как покинули этот свет, все забыли город Канволе и турниры во славу Херцелоиды. Время сохранило только их имена, кажущиеся нам странными и покрытыми пылью веков, а еще стихи юного рыцаря. Их поют и по сей день.

CHAGRIN D'AMOUR

Миниатюра написана и опубликована в 1907 г., вошла в сб. «Fabulierbuch».

Plaisir d'amour ne dure qu'un moment, Chagrin d'amour dure toute la vie, – воспользовавшись образами и сюжетными ходами средневекового рыцарского романа (прежде всего «Парцифаля» Вольфрама фон Эшенбаха), Гессе создал свою версию возникновения старинной французской песенки «Муки любви»: Восторг любви продлится лишь миг, Печаль любви терзает всю жизнь.



КОНЧИНА БРАТА АНТОНИО

Глубокочтимая госпожа и любезная сестра во Христе! До меня дошла ваша просьба, и я описываю вам в настоящем письме те события, о которых вы желаете узнать, не жалея на то сил. Ибо хотя вы, вам это известно, мне совершенно незнакомы, у меня есть основания полагать, что вы хорошо знали усопшего в прежние времена, а посему извольте сие мое известие прочесть и осмыслить, проявив снисходительность к слабости моего пера.

Смерть, которую блаженный Франциск называл «нашей любезной сестрицей», забирает многих людей как легкую и послушную добычу. Другие же, и среди них есть благочестивые и мужественные люди, уступают ей лишь после упорной борьбы и против воли, словно ненавистному врагу. Среди этих последних и мой досточтимый собрат Антонио, чья кончина исполнила меня глубокого ужаса и такого изумления, что я не забыл ни одного его слова, ни одной морщинки на его лице, равно как и ни одного движения его рук.

Правда, самой смерти его я не видел, но оставался почти до самого этого мгновения у его одра. Все, что мне об этом известно, я постараюсь записать и прилежно вам сообщить. Не препятствует мне и мое искреннее уважение к покойному, ибо по многим размышлениям я совершенно уверился, что Антонио умер достойной смертью и был принят Господом милосердно, как верный раб Божий.

Было это холодным утром, тому четыре месяца назад, когда ко мне пришел вестник от брата Антонио и прокричал: поднимайся и поспеши, ибо брат наш Антонио близок к смерти и не много часов ему еще осталось быть с нами. Я испугался и, захватив свой посох, в большой спешке последовал за этим человеком через гору. Путь далек, да к тому же крут и неудобен, и мы шагали шесть часов до привала, да потом еще два часа, а печаль и тревога сжимала наши сердца, так что ни один из нас не мог произнести ничего, кроме нескольких незначащих слов. И вестник, до того проведший в пути полночи, чтобы поспеть за мной, изнемог до того, что я оставил его у дороги и добрался до цели в одиночку. Стремительно, как если бы помолодел на много лет, взобрался я на холм и нашел нашего брата в хижине спящим. Он лежал спокойно, дышал слабо, и лик его был отмечен печатью смерти. Я уселся у его ложа, осторожно взял его правую руку и бдел над ним. Но поскольку я человек весьма преклонного возраста и тело мое ослабло от долгого пешего перехода, случилось так, что я задремал, и прошло, видимо, около часа, прежде чем я вновь пробудился. И оказалось, что больной держит мою руку и не отрывает от меня глаз, не говоря ни слова. Стыд охватил меня из-за того, что я заснул, и я был подавлен.