Комаровское дело   ::   Булгаков Михаил Афанасьевич

С совершенно чудовищным материалом, как всегда, выступил Демьян Бедный в журнале «Безбожник» (1923. №7).

На Булгакова дело Комарова произвело колоссальное впечатление, но прежде всего с точки зрения нравственно-психологической. Об этом, к счастью, сохранились воспоминания Августа Явича, знавшего Булгакова по совместной работе в «Гудке». Вот его впечатления о преступнике и об отношении Булгакова к этому делу:

«В Москве проходил судебный процесс над Комаровым, озверелым убийцей, именовавшим свои жертвы презрительно „хомутами". Промышляя извозом, он заманивал людей, чтобы „спрыснуть выгодное дельце", опаивал, убивал и грабил... И вот я увидел в суде этого благообразного и трусливого изувера... С поистине дьявольским равнодушием, не повышая голоса, монотонно рассказывал он суду бесчеловечные подробности своего беспримерного занятия, от которого веяло камерой пыток, смирительной рубахой и смрадом бойни.

Не помню уже, как случилось, но это именно дело и послужило поводом для нашего с Булгаковым разговора о том, каких великанов и каких злодеев способна родить русская земля, стоящая на праведниках, как утверждал Достоевский. И Булгаков позвал меня к себе продолжить спор совсем в карамазовском духе...

Сначала спор велся вокруг Комарова с его „хомутами" и Раскольникова с его „египетскими пирамидами", пока Булгаков, явно пытаясь поддеть меня, не заметил как бы вскользь:

— Этак, чего доброго, и до Наполеона доберетесь...

— Никогда не поставил бы Наполеона при всех его преступлениях в ряду тиранов, таких как Иван Грозный. Вот к кому ближе всего Комаров!..

Так вот, то поднимаясь, то опускаясь по ступенькам истории, мы стали вспоминать безумных владык, принесших своим народам неисчислимые страдания и бедствия. Я аккуратно цитировал „Психиатрические эскизы из истории" Ковалевского. Булгаков приводил другие исторические примеры. Мы бродили по векам...» (Воспоминания о Михаиле Булгакове. С. 157-159).

Для Булгакова самым ужасным в этом деле было то, что он не мог понять Комарова-Петрова. Точно так же он не мог понять тех «безумцев», которые тысячами шли за Троцким, тех «негодяев», которые разрушали православные храмы... Но не случайно же в письме к правительству (28 марта 1930 г.) он назвал главной чертой своего творчества «изображение страшных черт» русского народа...